Бартоломе лас касас краткая биография. Смотреть что такое "Лас Касас, Бартоломе де" в других словарях
КРАТЧАЙШЕЕ СООБЩЕНИЕ О РАЗРУШЕНИИ ИНДИЙ
BREVISSIMA RELACION DE LA DESTRUCCION DE LAS INDIAS
В 1974 г. исполнилось 500 лет со дня рождения Бартоломе де Лас-Касаса (1474-1566), великого испанского гуманиста, первого в истории обличителя колониализма и расизма.
Основные труды Лас-Касаса - его многотомная «История Индий» и «Апологетическая история» - три столетия пролежали в монастырских архивах, прежде чем увидели свет. Так боялась католическая Испания голоса своего мятежного сына! «История Индий» была напечатана лишь в 1875 г. Немного раньше, в 1822 г., прогрессивный испанский историк Хуан антонио Льоренте (1756-1823), очевидно, имевший доступ в эти архивы, издал в Париже некоторые труды Лас-Касаса («Oeuvres de don Barthelomi de Las Casas… etc. Precedes de sa vie et accompagnees de notes historiques… etc.», par I. A. Liorente, vol. I-II, Paris, 1822.) .
В обширном и многообразном литературном наследстве Лас-Касаса трактат «Кратчайшее сообщение о разрушении Индий» («Brevissima relacion de la destruccion de las Indias», colegida por el Obispo D. Fray Bartolome de Las Casas o Casaus, de la orden de Sancto Domingo ano 1552. .) занимает особое место. И не только потому, что до сих пор вызывает споры и ожесточенные нападки на его автора и является одновременно и историческим, и актуально-политическим произведением. Важно то обстоятельство, что трактат, по, существу доклад, представленный в 1542 г. принцу Фелипе (будущему королю Филиппу II), был опубликован в Испании) в 1552 г. при жизни Лас-Касаса, в самый разгар его деятельности.
Советскому читателю «История Индий» стала известна в 1968 г. (Бартоломе да Лас-Касас. История Индий. Л., 1968. Здесь опубликованы вторая и третья книги, так как с фрагментами первой читатели могли ознакомиться в кн.: «Путешествия Христофора Колумба. Дневники. Письма. Документы».М.,1961, стр.304-388, 397-422.) , «Кратчайшее сообщение о разрушении Индий» полностью в СССР еще не издавалось. Этот трактат- яркий обвинительный акт против тирании и насилия. Главной целью Лас-Касаса было доказать, как в течение 40 лет колонизация испанцами Америки привела к разрушению и опустошению этих огромных и богатейших земель и что единственной причиной разрушения и убийств была неуемная алчность и жестокость конкистадоров. Впервые громко прозвучали слова о справедливых и несправедливых войнах о правах человека на свободу, независимо от цвета его кожи и вероисповедания. Поэтому представляется интересным привести отрывки из «Кратчайшего сообщения о разрушении Индий». Некоторые из них, хотя и были опубликованы («Хрестоматия по истории средних веков», т. III. М.,1950, стр. 44-45; Е. Мелентьева. Прошлое, зовущее на бой. - «Наука и жизнь», 1966, № 1, стр. 52-56.) , даются в новой редакции, другие публикуются впервые (Bartolome de Las Casas. Brevissima relacion de la destruccion de las Indias.-«Coleccion de documentos ineditos para la Historia de Espana». Madrid, 1879, t. LXXI (71), p. 3-83.) .
…Известно, что христиане своей тиранией и несправедливостью умертвили более 12 миллионов душ индейцев - мужчин, женщин и детей. Я же наверное знаю, хотя меня пытались обмануть, что их было более 15 миллионов человек! Убивали христиане двумя способами: несправедливой, кровавой, жестокой и тиранической войной и обращением в рабство, в какое никогда прежде не бывали обращены ни люди, ни животные. Эти два способа адской тирании разрушили эти земли и уничтожили людей, которым не было числа. Причиной и единственной целью убийств и разрушений было обогащение христиан золотом. Ради этого они готовы были на любой произвол на этих землях, ибо земли были богаты, а жители скромны и терпеливы. Их легко было завоевать и христиане это сделали, не имея к ним ни жалости, ни уважения. И то, что я говорю, я знаю, ибо видел все собственными глазами.
Об острове Эспаньола [Гаити]
Остров Эспаньола был первым, как мы говорили, на который вступили христиане; здесь положено было начало гибели и истреблению этих людей [индейцев]; сперва разорив и опустошив остров, христиане стали отбирать у индейцев жен и детей, чтобы заставить их служить себе и пользоваться ими самым дурным и жестоким образом... Приняв от христиан многочисленные притеснения, обиды и насилия, индейцы поняли, что такие люди не могли явиться с неба... И стали тогда индейцы искать средства, которыми можно было бы вышвырнуть христиан своих земель вон, и взялись они за оружие. Но оружие у них слишком слабое, как для нападения, так и для защиты. Все их войны мало отличаются от кастильских игр и детских забав! А христиане своими конями, мечами и копьями стали учинять беспощадные побоища среди индейцев и творить чрезвычайные жестокости... И все те, кто мог уйти убегали в леса и горы, спасаясь там от испанцев - столь бесчеловечных и безжалостных скотов, истребителей и врагов рода человеческого. Были еще потом христианами обучены отчаянные и злейшие псы, которые бросались на индейцев, разрывали их на куски и пожирали... А если иногда (это бывало редко и всегда по справедливости) индейцы убивали кого-либо из христиан, то последние, сговорившись между собой, решали, что за одного убитого христианина нужно убивать сто индейцев. Было на Эспаньоле пять очень больших королевств, ими правили пять могущественных сеньоров-королей... Одно из этих королевств, которое называлось Харагуа, было как бы центром, «двором» всего острова, а индейцы Харагуа являлись аристократией, славились своей красотой культурностью, вежливой и тонкой речью, благородством и великодушием. Королем был Бехечио и была у него сестра Анакаона [вдова касика Магуаны Каонабо, погибшего из-за вероломства испанцев]. Оба они оказали большие услуги королям Кастилии. После смерти Бехечио правительницей стала Анакаона. Прибыл туда губернатор острова со своим войском - 60 верховых и 300 пеших (одних верховых было достаточно для уничтожения всего королевства). Пришли по зову этого губернатора 300 касиков и он их, бедняг, засадил обманным путем в соломенную хижину, а потом велел поджечь, и все они сгорели живьем. Всех других людей зарубили мечами, а сеньору Анакаону, чтобы оказать ей честь, повесили!... Некоторым индейцам удалось бежать от этих неслыханных жестокостей на маленький островок в 8 лигах по морю, но губернатор приказал всех, кто избежал бойни, захватить и обратить в рабство. Королевством Игуэей правила старая королева - сеньора Игуанама, ее тоже потом повесили. И я видел собственными глазами, как бесконечное множество людей рубили, мучили, пытали, сжигали, а тех, кто выживал, обращали в рабство. И столько было способов уничтожения и убийств, что описать было бы невозможно. Я считаю, на самом деле, что сколько бы не говорили и не писали, и тысячную долю всех зверств и убийств оправдать и объяснить нельзя.
Хочу сделать вывод, утверждаю и клянусь в верности моих слов, что сами индейцы не давали никакого повода и не были виноваты в том, что одних из них убивали, а других обращали в рабство. И еще утверждаю, и могу поклясться, что ни одного смертного греха против христиан индейцы не сделали - не было ни мести, ни ненависти, которые они могли бы испытывать против христиан, таких страшных для них врагов. Может быть, некоторые индейцы и пытались мстить, но я знаю совершенно точно, что индейцы вели самые справедливые войны против христиан, а христиане никогда не были справедливы, и все их войны против индейцев - самые несправедливые, захватнические и тиранические из всех, что существуют на земле... (Bartolome de Las Casas. Op. cit., p. 12-14, 17-18. Лас-Касас не назвал имени губернатора-убийцы: речь идет о вице-короле и губернаторе Эспаньолы с 1502 г. доне Николасе де Овандо, командоре Ларес, обладателе высшего кастильского ордена Алькантары. По свидетельству современников - испанцев и индейцев - Анакаона была выдающееся по уму и красоте женщиной.) .
Об острове Куба
В году 1511 пришли испанцы на остров Куба, который так велик, как к примеру, расстояние от Вальядолида до Рима. И еще более жестоко чем на других островах, вели себя христиане. И произошло там примечательное событие. Касик Атуэй бежал от бесчинств христиан с Эспаньолы на Кубу со многими своими людьми. Когда он узнал, что христиане пришли на Кубу, он собрал своих воинов и сказал им:
Вы уже слышали, что христиане поблизости! И вы знаете, что претерпели от них люди с острова Гаити. Здесь будет то же самое. А знали вы, почему христиане так делают? II ответили индейцы касику:
Нет, не знаем. Разве только потому, что по природе своей они жестокие и злые.
Нет, не только потому,- сказал касик. - Есть у них бог, которому они поклоняются, и чтобы заставить и нас ему поклоняться, убивают или закабаляют нас!
Около касика стояла корзинка с золотыми украшениями, и он сказал, показывая на нее:
Видите, вот тут бог христиан. Давайте свершим пред ним обряд и может быть, этим мы умилостивим его, и он прикажет, чтобы христиане не делали нам зла!
И все вместе закричали: «Хорошо! Хорошо! Согласны!». И они стали плясать и танцевать до изнеможения. И тогда сказал касик: - Если мы оставим у себя этого бога, то христиане убьют нас, чтобы отнять его. Давайте бросим его в реку.
И они бросили золото в большую реку, которая там протекала. Этот касик Атуэй всегда стремился уйти от христиан, куда бы они ни приходили, зная, чем они грозят, но когда сталкивался с ними, то защищался. Все же наконец, касика схватили и за то, что он пытался уйти или защищался... христиане приговорили его к сожжению живым. Какой-то монах-франсисканец, который там находился, говорил, что касика привязали к столбу. Сам он не слышал всех слов, ибо палачи дали мало времени этому человеку, он слышал только, как другой монах рассказывал касику о нашей вере и что «он подымется на небо, где слава и вечный покой, а если не примет веры, то пойдет в ад, где пытки и муки». А касик, подумав, спросил: «Отправятся ли на небеса христиане?» Монах ответил, что да, но только самые хорошие и добрые; и тогда касик, не задумываясь, сказал, что «он не желает на небо, а хочет в ад, лишь бы не оказаться опять среди христиан, столь жестоких людей!» Таковы слава и честь, которые заслужили себе Господь Бог и наша вера на примере христиан-испанцев в Индии...
За три-четыре месяца, которые я был на Кубе, от голода умерло более 7000 детей, так как их матерей и отцов угнали на рудники... Этот великолепный остров оказался вскоре совершенно обезлюдившим. Я видел его некоторое время спустя, он вызывал жалость и боль - это была пустыня! (Bartolome de Las Casas. Op. cit., p. 20-22. Касика Атуэя называют первым повстанцем Кубы. Он сражался за свободу и предпочел смерть рабству. Память о нм бережно хранит кубинский народ. «Люди Баракоа горды тем, что являются наследниками Атуэя, который много лет зажег пламя борьбы. Когда в Баракоа была создана местная организация Единой социалистической партии, революционеры Баракоа присвоили ей имя касика Атуэя»,- пишет Норберто Фуэнтес («Куба», 1965, № 5, стр. 4-5.)) .
О Терра Фирма
(Так называли тогда всю северо-западную часть Южной Америки между Ориноко, Амазонкой, побережьем Тихого океана и побережьем Карибского моря.)
В году 1514 пришел туда один незадачливый губернатор (Это был известный своей жестокостью конкистадор, знатный кастилец Педро Ариас Давила, называемый обычно Педрариас.) - страшно жестокий и необузданный тиран (никакого благородства, хотя и кастилец!). Он явился туда, как будто орудие божьего гнева, для того, чтобы заселить эту землю большим числом испанцев; были они все тираны и грабители, убивали и грабили индейцев. Этот тиран-губернатор превзошел всех прочих, кто был на островах, своими злодеяниями, разрушением и уничтожением индейцев, словно бросая людей в ад! Он опустошил много лиг земли вверх от Дарьена до провинций Никарагуа включительно, что составляет более 500 лиг; он обескровил лучшую и наиболее населенную из земель, что есть на земном шаре, с огромным числом крупных селений и деревень. Там были величайшие запасы самого чистейшего золота, какого не видели раньше, от которого могла бы разбухнуть кастильская королевская казна! А добывали его индейцы из недр земли и погибали в рудниках от непосильного труда. Этот губернатор и его подчиненные изобретали все новые и новые виды жестокостей и пыток, чтобы выведывать у индейцев, где имеется золото... Очевидцем был монах-франсисканец брат Франсиско Сан-Роман, который видел, как индейцев пронзали шпагами, сжигали на кострах, бросали на растерзание собакам. Страшной слепотой обладали люди, которые правили Индией; им надо было бы обращать индейцев в христианскую веру, но так было только на словах. На деле они желали лишь одного - вселить в них страх и послушание королям Кастилии, а иначе они покорят их мечом и огнем (непонятно, почему все индейцы не сопротивлялись этому!)... Неужели Христос велел вести войну с мирными иноверцами, имеющими свои земли? Неужели, если они сами не пожелают служить королям, которых никогда не видели и о которых никогда не слышали, то должны потерять свои земли, свободу, жен, даже жизни?
Ведь это абсурд, достойный не только осуждения, но даже ада!
Злосчастный этот губернатор посылал разных негодяев и воров, которые знали, где имеется золото. Они приходили ночью в селение и читали наспех указ: «Касики и индейцы такого-то селения, доводим до вашего сведения, что существует бог, и существует папа, и существует король Кастилии, который владыка всех земель. И поэтому он приказывает вам - своим верноподанным - повиноваться, в противном случае, знайте, мы пойдем на вас войной, будем убивать и брать в плен!» Ранним утром, когда эти несчастные люди спали со своими семьями, испанцы поджигали их дома. А тех индейцев, кого брали живыми, пытали, чтобы они сказали, где у них золото. А потом испанцы искали в развалинах пожарищ золото... Такими постыдными делами занимался этот губернатор со своими мерзавцами-христианами, начиная с 1514 года до 1521-1522 годов. И еще он посылал своих слуг - пять, шесть и более - за золотом, жемчугом и драгоценностями. То же самое делали и офицеры короля, их солдаты и слуги; даже сам епископ принимал участие в этих грабежах, посылая и своих слуг!.. И теперь нет даже следов и признаков, что на этих землях были селения и жили живые люди, а это королевство имело 300 лиг густонаселенной земли. Нет числа убийствам, грабежам, бесконечным преступлениям и разрушениям, которые совершал этот презренный губернатор и его подчиненные в этом королевстве (Bartolome de Las Casas. Op. cit., p. 22-25.) .
О Новой Испании [Мексика]
В году 1518 была открыта Новая Испания... отправились туда для разбоя и убийств те, кто называли себя христианами и говорили, что идут заселять эти земли. И начиная с 1518 года и до сего дня, а ныне уже 1542 год, все достигло своего апогея - жестокая тирания и несправедливость, которые христиане проявляют по отношению к индейцам, христиане, потерявшие всякий страх перед богом, перед королем, даже перед самими собой! Такие жестокости и убийства, разрушения и грабежи на этой большой земле, что все, бывшее раньше,- ничто в сравнении с тем, что делается тут... И все это в городе Мехико и его пригородах, в королевстве, большем по размеру, чем Испания, еще более густонаселенном, чем Толедо, Севилья, Сарагоса, Валенсия и Барселона… В течение 12 лет убито кинжалами, сожжено живыми столько женщин и детей, юношей и стариков; и до сих пор продолжается то, что христиане называют «завоеванием», а на самом деле - жестокая тирания, осужденная не только божеским, но и человеческими законами... Когда индейцы увидели неслыханные жестокости и несправедливости... восстал целый народ и напал на христиан... и было убито много христиан. Но убиты они в справедливой и святой войне, которую индейцы вели за справедливое дело; действия их всякий разумный, справедливый человек оправдает... Я расскажу о величайшем тиране, который потом пришел в Гватемалу и в своих злодействах превзошел всех других тиранов где бы он ни проходил, там уничтожал, убивал, грабил, да будет это всем известно! (Ibid., p. 29, 30, 34, 36. Речь идет о конкистадорах Эрнандо Кортесе, Педро де Альварадо, их офицерах и солдатах.) .
О провинции и королевстве Гватемала
А встречали его индейцы музыкой и плясками, как в праздник. Сам король-сеньор столицы страны Атитлана угощал его и дарил все, что мог... На следующий день вызвал этот генерал-капитан всех касиков, и когда те пришли, как послушные овцы, потребовал, чтобы они платили ему дань золотом (а на этой земле нет золота). Тогда он сжег всех касиков живыми, без всякой вины, ни за что... Подобные зверства продолжались 7 лет, с 1524 по 1530 год. Судите же сами, сколько невинных людей уничтожили христиане!.. Этот тиран разрешал каждому испанцу брать себе индейцев-рабов столько, сколько каждый захочет. И брали испанцы 50 или 100 рабов или больше, сколько им казалось нужным. И так все индейцы были поделены между христианами и отдавали им все свои силы. Единственно, чего еще не хватало,- чтобы они их обожествляли!.. Этот тиран выгонял индейцев из домов, забирал у них жен и дочерей и раздавал своим солдатам и морякам, набивал индейцами корабли сверх меры, и погибали многие от голода и жажды. И по правде говоря, если бы пришлось рассказать о всех злодеяниях, получилась бы такая толстая книга, которая потрясла бы весь мир!.. Скольких детей он оставил сиротами, скольких родителей лишал детей, скольких жен сделал вдовами, скольких мужей оставил без жен, скольких обесчестил и изнасиловал, скольких лишил свободы, сколько людей погибло от издевательств, сколько крови и слез он заставил пролиться... И касается это не только индейцев, что были им уничтожены, но и несчастных христиан, которых он вовлек в столь ужасные, тяжелые и грешные дела (Bartolome de Las Casas. Op. cit., p. 37-39, 40-41.) .
О больших королевствах и больших провинциях Перу
В году 1531 один титулованный тиран со своими людьми пошел на королевство Перу, с теми же намерениями и принципами, что и прежде (у него был огромный опыт в Терра Фирма, начиная с 1510 года). Он вырос на жестокостях, убийствах и грабежах; а здесь он настолько увеличил и бойню и грабежи, разрушая города и селения, являясь источником таких злодеяний на новых землях, что мы уверены, не найдется никого, кто смог бы все это передать, чтобы он предстал в обличающем его ярком свете в судный день (Речь идет о конкистадорах Франсиско Писарро, Диего Альмагро и священнике де Луке.) . Из бесконечных жестокостей и злодеяний, совершенных этими людьми, называвшими себя христианами, я расскажу лишь о немногих, свидетелем которых был один франсисканский монах. Он посылал донесения и в Аудиенсию Мексики, и в Совет Индий в Кастилию. У меня есть копия его письма, где говорится:
«Я, фра Маркое де Ниса, франсисканец, глава ордена в провинции Перу, был одним из первых священнослужителей, прибывших в эти провинции, и я сообщаю и заверяю в правдивости моих слов то, что я видел собственными глазами на этой земле... Во-первых, я являюсь свидетелем и лично смог убедиться, что индейцы Перу - самые благожелательные и наиболее дружественно настроенные к христианам из всех индейцев, каких мне пришлось встречать. Я знаю, что они давали испанцам в изобилии золото, серебро и драгоценные камни и все, что испанцы у них требовали и чем они владели... Я также был свидетелем и подтверждаю, что без всякого повода и без причины со стороны индейцев, когда испанцы пришли на эти земли, и после того, как инка Атабалиба [Атауальпа] дал им более двух миллионов кастельяно золотом и всю свою землю, они сожгли его, владетеля и сеньора этой земли, и вместе с ним сожгли его генерала Качилимака... Через несколько дней сожгли другого именитого сеньора Чамба, касика провинции Кито, без всякой вины, даже не сказав ему - за что!.. И многих других касиков за то, что те не давали им столько золота, сколько они требовали... И клянусь богом и моей совестью, только из-за жестокого обращения, а не по какой другой причине, поднимались и восставали индейцы Перу, потому что испанцы не держали своего слова, действовали против всякого разума и справедливости, и всячески унижали индейцев и заставляли так тяжело работать, что те считали: лучше умереть, чем так страдать. Этим самым нанесена большая обида Господу Богу и большой урон вашему величеству, ибо вы теряете такую богатую землю, которая могла бы прокормить всю Кастилию...». Это письмо монаха было подписано также епископом Мексики, который подтвердил все изложенное (Bartolome de Las Casas. Op. cit., p. 68, 70-72.) .
На этом я готов закончить, если не будет новых сведений о злодеяниях и беззакониях (хотя больших невозможно представить), или если мы не столкнемся с новыми злодеяниями, которые мы наблюдали непрерывно в течение 42 лет. И мне кажется, и я даже уверен, что столько разрушений и убийств, насилия и грабежей, издевательств и страшных жестокостей было совершено на новых землях и над этими людьми [индейцами] и по сей день совершается по всей Индии, что как бы я подробно не описал, то даже десятитысячной доли не рассказать всего, что там делается. И для того, чтобы любой христианин испытал сочувствие к этому невинному народу, к его уничтожению, к жестокостям, который он терпит, и чтобы этот христианин еще больше ощущал вину, коварство и жестокость всех испанцев, пусть все знают истину, которая изложена мной и под которой я подписываюсь. После того, как была открыта Индия, ни один индеец не причинил зла ни одному христианину, если только он сам, индеец, не страдал от зла, надругательства, грабежа и предательства испанцев. Раньше индейцы считали испанцев бессмертными и как бы посланцами небес, и поэтому как их принимали, как доверяли им, пока испанцы не показали, что они на самом деле и что им нужно! Следует добавить, что до сего дня и с самого начала целью испанцев было заботиться о том, чтобы индейцы были обращены в христианскую веру; но на деле испанцы запрещали священникам проповедовать и даже иногда преследовали и оскорбляли их, ибо испанцы боялись, что священники помешают им грабить у индейцев золото и серебро, к чему влекла их ненасытная жажда наживы. И поэтому сегодня на всех землях Индии ничего не знают о Боге, и что это такое - палка, небеса или земля! И я, фра Бартоломе де Лас-Касас, доминиканский монах, нахожусь при испанском дворе и пытаюсь изгнать ад из Индии, чтобы спасти души испанцев, из любви и жалости к моей родине Кастилии, чтобы ее не уничтожил Бог за ее великие грехи и злодеяния, свершенные против веры и чести... Заканчиваю я свой труд в Валенсии, 8 декабря 1542 года, когда еще не кончилась тирания и продолжаются насилие и притеснение, убийства и грабежи, разрушения и опустошения, горести и бедствия во всех частях Индии, где имеются христиане... Испанцы бесчинствуют, не хотят выполнять «Новые законы», узурпируют права индейцев и держат их в постоянном рабстве. Там, где перестали убивать индейцев ударами шпаг, их убивают непосильным трудом и несправедливостью. И до сих пор король недостаточно могуществен, чтобы помешать этому, ибо все - дети и взрослые - грабят, одни меньше, другие - больше, одни - публично и открыто, другие - тайком, прикрываясь тем, что они служат королю, но на самом деле бесчестят этим Бога и наносят урон королю. Этот труд был напечатан в славном и благородном городе Севилье, доме книгоиздателя Себастьяна Трухильо, в году 1552» (Bartolome de Las Casas. Op. cit., p. 80-81, 83.)
Как уже отмечалось, по возвращении из Америки в Испанию Лас-Касас решился в 1552 г. напечатать свой трактат, видимо, уже без разрешения короля. Трудно усомниться в искренней религиозности Лас-Касаса: его высказывания проникнуты идеалами христианского гуманизма и морали. Казалось бы, для церкви не может быть сомнений в благонадежности старого епископа! И все же, в том же 1552 г., 78-летний Лас-Касас был привлечен к суду инквизиции именно за этот трактат. Хуан Антонио Льоренте пишет: «С тех пор как была учреждена инквизиция, не было почти ни одного человека, знаменитого по своим познаниям, которого она не преследовала бы как еретика... Чтобы не оставалось никакого сомнения на этот счет, я приведу здесь несколько примеров преследований этого рода...» (Хуан Антонио Льоренте. Критическая история испанской инквизиции, т. I. М., 1936, стр.570.) . И в числе многих Льоренте упоминает Лас-Касаса: «24. Касас (Дом Бартоломэ де Лас), доминиканец, сначала епископ Чиапы... наконец - заштатный с правом пребывания в Испании. Он был защитником прав и свободы туземцев | Америки]. Он написал несколько превосходных трудов... В одном из них он старается доказать, что короли не имеют власти располагать имуществом и свободой своих американских подданных для порабощения их другими низшими властями под именем лена, командорства или каким-либо другим образом. На этот труд донесли совету инквизиции как на противоречащий тому, чему учат св. Петр и св. Павел относительно подчинения рабов и вассалов их господам. Автор испытал большие огорчения, узнав о намерении преследовать его. Однако совет потребовал от него только выдачи судебным порядком книги и несколько раз вне Испании, как заметил Пеньо в своем «Критическом , литературном и библиографическом словаре замечательных книг , сожженных, уничтоженных или запрещенных цензурой...» рукописи, что он исполнил в 1552 году. Затем книга была напечатана (Хуан Антонио Льоренте. Указ.соч., т.I, стр. 577, 578.) .
И в «Кратком хронологическом перечне наиболее значительных фактов...» Льоренте, говоря о процессах, снова упоминает о Лас-Касасе: «1552. Процесс Марии Бургонской, восьмидесяти пяти лет от роду; она подверглась пытке и умирает. Тело ее сожжено! Аутодафе в Севилье.
Бартоломе де Лас-Касас, епископ Чиапы в Америке, преследуется инквизицией. Он умер в 1566 году» (Там же, т.II, стр.455.) .
Лас-Касаса не пытали, не сожгли на костре... Хосе Марти написал о нем: «Он использовал свои знания религии и права для защиты прав человека на свободу. В те времена надо было иметь очень большое мужество, чтобы говорить подобные вещи, так как за такие речи инквизиция сжигала людей. Король и королева с придворной свитой торжественно отправлялись на эти сожжения... и от костров над всей Испанией стоял черный дым...» (Jose Marti. La Edad del Oro. La Habana, 1962, p.90.) .
Безусловно, этот трактат до выдачи его трибуналу стал широко известным в Испании и в Америке. Как и следовало ожидать, он вызвал невероятную злобу против его автора. Лас-Касаса обвиняли в том, что он изменник и предатель, еретик и враг Испании и что писал он не столько из любви к индейцам, сколько из ненависти к испанцам!
В течение последующих более чем 300 лет ни один испанский издатель не осмеливался печатать сочинения Лас-Касаса. «Вся дальнейшая история публикаций его произведений на протяжении этих трех столетий развертывалась за рубежами его, родины, в тесной связи с развитием западноевропейских международных отношений и общественной мысли в эпоху перехода от феодализма к буржуазному строю» (В.Л. Афанасьев. Литературное наследство Бартоломе де Лас-Касаса и некоторые вопросы истории его опубликования.- В сб. «Бартоломе де Лас Касас. К истории завоевания Америки».М., 1966, стр.202.) . И уже начиная с конца XVI в. трактат «Кратчайшее сообщение о разрушении Индий» появляется во Франции (1579, 1620, 1697, 1698, 1701 гг.), в Голландии (1578 г.), в Германии (1613, 1665 гг.) и в Италии (1626, 1630, 1643гг.) (Там же, стр.222, 223.) .
В трактате сознательно не называются имена тиранов-кон-кистадоров. Льоренте и Марти считают, что такое благородство характерно для Лас-Касаса. А Льоренте добавляет: «...он чувствовал, что достаточно изложить все факты, не призывая возмездия на головы виновных. Ведь не было ни в Мадриде, ни при дворе людей, кто бы их не знал». Следует добавить, что Льоренте, один из первых, издавая в Париже в 1822 г. некоторые труды Лас-Касаса, счел необходимым «восполнить этот пробел, с тех пор, как смерть этих тиранов призвала их на суд истории». И он сделал в конце книги «17 критических замечаний» - своеобразный комментарий к трактату, в котором Льоренте раскрыл все имена («Oeuvres…», vol. I, p.5.) .
Не только современники, но и последующие идейные противники Лас-Касаса обвиняли его в том, что он сгущает краски, что факты, приводимые им, сильно преувеличены, а цифры уничтоженных индейцев Америки - фантастичны.
Советский ученый И. Р. Григулевич указывает, что существует целая литература, уличающая Лас-Касаса в неточностях и преувеличениях. Но все дело в том, пишет он, что Лас-Касас не только обличал зверства колонизаторов, но и отрицал самую законность конкисты. Вот этого не могли ему простить и не прощают до сих пор сторонники колониализма. Совершенно правильно утверждение И. Р. Григулевича, что первостепенное значение для нас имеет эволюция взглядов Лас-Касаса, который начал с осуждения произвола завоевателей, а «в последние годы своей жизни доходит до полного отрицания какого-либо права испанской короны на покорение и колониальные захваты вновь открытых земель» (И.Р. Григулевич. Бартоломе де Лас-Касас - обличитель колониализма.- В сб. «Бартоломе де Лас-Касас». М., 1966, стр.12.) .
Выдающийся немецкий географ и путешественник Александр Гумбольдт, посетивший Америку в начале XIX в., с горечью констатировал, что колониальный захват Нового Света был «актом несправедливости и насилия». Говоря об обширных землях Терра Фирмы, он продолжает: «Если испанцы и посещали ее побережья, то лишь для того, чтобы путем насилия и обмана раздобыть рабов, жемчужины, золотые самородки... Побудительные причины этой ненасытной жадности пытались облагородить, прикрываясь проявлениями пламенного религиозного рвения...» (А. Гумбольдт. Путешествие в равноденственные области Нового Света в 1799-1804 гг. Плавание по Ориноко. М.,1963, стр.241, 244.) Как это перекликается со словами Лас-Касаса, заклеймившего конкистадоров, которые «с мечом и крестом в руке и с ненасытной жаждой золота» ринулись в Новый Свет!
Кубинский ученый Л. Марреро сообщает, что в 1512 г., к приходу Диего де Веласкеса, на Кубе было около 300 тыс. жителей. Но войны, которые вел Веласкес, как пишет другой кубинский ученый А. Нуньес Хименес, истребили почти все индейское население острова, так как «испанцы были отлично вооружены, а оружие индейцев были лишь топор и камень» (Antonio Nunes Jimenez. Geografia de Cuba. La Habana, 1961, p.112.) .
Французский исследователь П. Риве численность населения всей Америки до ее открытия и завоевания определяет в 40- 45 млн, однако другой французский исследователь, П. Шоню, считает, что эта цифра сильно преуменьшена и ее следует увеличить до 80-100 млн человек (М.С. Альперович. Индейское население Латинской Америки в XVI-XVII вв.- «Вопросы истории», 1965, № 4, стр.198-199.) . А. Гумбольдт прожил в Испанской Америке пять лет (1799-1804). Собрав разнообразные сведения и учтя прирост населения к концу 1823 г., Гумбольдт исчислил население Испанской Америки приблизительно в следующих цифрах:
(Здесь Гумбольдт берет индейцев Мексики, Гватемалы, Колумбии, Чили, Перу и г. Буэнос-Айрес с провинциями («Народы Америки», т.II. М.,1959, стр.30-31.) ) Следовательно, массовое уничтожение индейцев было жестокой действительностью и правдой, а не преувеличением и вымыслом Лас Касаса.
Известный деятель Компартии США Уильям Фостер писал, что «варварское истребление вест-индских индейцев побудило знаменитого испанского католического священника Бартоломе де Лас-Касаса решительно поднять свой голос в их защиту... Нынешние апологеты реакционной испанской культуры, в том числе Карлос Давила, пытаются дискредитировать Лас-Касаса... утверждая, что будто он клеветал на конкистадоров и незаслуженно создал им дурную репутацию. Но хотя этот знаменитый священник иногда и приводил неточные цифры, правоту его выводов подтверждает неопровержимый факт,- в первые же годы испанского владычества индейцы в Вест-Индии были почти полностью истреблены» (Уильям З. Фостер. Очерк политической истории Америки. М.,1955, стр. 51-52.) .
Вероятно, в конце жизни Лас-Касас мучительно переживал свою ошибку: утопичную веру в то, что королевская власть - источник закона и порядка - сможет обуздать зло и произвол. Его «гордый, но бессильный титул» официального защитника индейцев остался на бумаге, как и другие законы королей Испании в Америке. Он понимал, что историю не повернуть вспять, и стремился всеми доступными ему средствами добиться признания индейцев «свободными вассалами» испанской короны, т. е. вырвать их из рук крепостников-энкомендеро. Но, конечно, можно согласиться с советским исследователем М. А. Гуковским, что «Лас-Касас не понимал, да и не мог понять, что и его воинствующий гуманизм и его жестокий, кровавый враг - неуемная корысть - рождены одной и той же причиной: молодым, начинающим свой путь по миру капитализмом... что он, как и его младший современник Дон-Кихот Ламанчский, так же как и он, типичный испанский идальго, ведет борьбу с ветряными мельницами. Но чем более безнадежной была эта борьба, тем более привлекательным кажется нам, свидетелям конца того колониализма, с которым на его первых шагах воевал Лас-Касас, фигура этого гуманиста-героя, священника и монаха, бесстрашно сражавшегося со всей гигантской машиной католической церкви... выступившего против не менее гигантской машины испанского королевства...» (См. Е. Мелентьева. Бартоломе де Лас-Касас, защитник индейцев. Л., 1966, стр.9-10.) .
В конце жизни Лас-Касас пришел «к мысли о необходимости сохранения индейского общества под властью касиков и под властью короля Испании». Эта позиция Лас-Касаса, по мнению кубинского историка Ле Риверенда, имеет «совершенно ясную историческую основу: он требовал, чтобы колониальные феодалы вернули индейцам то, что они у них награбили» (Сб. «Бартоломе де Лас-Касас». М.,1966, стр.34-35.) .Следовательно, как правильно считает Ле Реверенд, Лас Касас находил в короне лишь временного союзника. И уже в 1555 г. Лас-Касас пишет гневное письмо на70 страницах в Англию советнику короля Филиппа II- падре Каррансе де Миранда («Coleccion…», t. LXXI (71), p. 383-420.) . Вот отрывок из этого письма: «...Я уверен, что король будет сурово наказан за то, что он разоряет Индию. Какое право имеет он выколачивать для короны деньги, омытые слезами несчастных индейцев? Короли Кастилии в большом долгу перед открытым Новым Светом... И если я до сих пор не сделал и половины того, о чем я думаю по двадцать раз в день, если я не взял свой посох и не отправился пешком в Англию,- значит я плохо протестую против тиранов и насильников, хотя Бог поручил мне этот труд. Но даже сам Бог содрогнулся бы от ужаса, если бы он видел то, что я видел за шестьдесят лет!».
Можно ли найти в этой эволюции взглядов Лас-Касаса нечто противоречивое? Думается, что нет. Подобная эволюция вполне правомерна. И если в трактате «Кратчайшее сообщение о разрушении Индий» Лас-Касас обличал произвол и зверства колонизаторов и сомневался в законности конкисты, то в конце жизни он открыто говорил о необходимости возвращения завоеванных земель их законным владельцам - индейцам. В своем мемориале, написанном в 1564 г., Лас-Касас с неотразимой юридической обоснованностью доказывает, что короли Испании должны исправить зло, нанесенное испанцами в Перу, и дать законным правителям - инкам - все гарантии сохранения их империи. Речь шла об инке Тито, который укрывался от испанцев в Андах. Он был внуком «самого могущественного... самого блистательного правителя Тауантинсуйю,- Инки Уайна Капака» (В.А. Кузьмищев. Еще раз об инках.- «Латинская Америка», 1973, №2, стр.149. Уайна Капак - отец инки Атауальпы, вероломно убитого Писарро в 1533 г.) .
«...Я знаю, что против моих предложений будут возражения. Первый аргумент моих противников: инка может восстать против Испании. Я возражаю, ибо это говорят люди, которые явились узурпаторами земель Перу и им выгодно сохранить существующее положение... Второй аргумент: инка, получив власть, воспротивится переходу его вассалов в христианскую веру. Я же считаю, наоборот, что инка первым выступит за признание нашей веры, ибо независимо от того впечатления, которое истина может оказать на его душу, он поймет, что единственным средством вернуть себе империю будет эта разумная и здравая мера. Если же испанцы в Перу заставят индейцев вспомнить о прежней тирании и если в существующей системе правления ничего не изменится, то нужно по меньшей мере чудо, чтобы искренне обратить индейцев в христианство!.. Испанцы, истребившие множество жителей Нового Света огнем и мечом, нарушили этим все принципы доброй веры подобно язычникам, которые проливали кровь первых мучеников, или туркам, уничтожающим христиан. Я могу лишь добавить, что варварство испанцев так же велико, как и варварство этих неверных!» («Ouevres…», p. 331-335.) .
Коллегия Сан-Грегорио в Вальядолиде со времени возвращения Лас-Касаса в Испанию стала его домом. Но связи Лас-Касаса с Америкой не прерывались. Ведь там остались друзья и соратники, правда, их было немного, но это были верные люди! От них шел поток писем, и в каждом из них говорилось о продолжающейся несправедливости, в каждом письме просили о помощи... Выберем из сотен этих писем хотя бы одно... Оно получено в 1563 г. от каноника Накутлана в Чьяпасе - фра Томаса де ла Торреса:
«Достопочтенный сеньор, отец наш! Долго от вас нет писем. Здоровы ли вы, живы? Брат Хуан де Сепеда привезет вам это письмо и расскажет, как плохи дела, как страдает народ от властей Чьапаса и от всех остальных. Если вы сможете помочь чем-либо, пусть Бог благословит вас за это. Мне сказали, что король взял эти земли и я думал, что он освободит индейцев от податей. Но и под короной они очень угнетены. Даже боюсь взять перо в руки, чтобы написать вам, отец наш! И коррехидор и его офицеры - все они очень обижают индейцев. Ему платят 200 песо дани и приносят ему все, что он потребует. А офицеры - просто грабят, и так плохо себя ведут, и такие дурные примеры подают, что я устал уже протестовать. Не могу говорить, не вижу способа что-либо изменить. Местные власти нас преследуют и угнетают. Мы, монахи, пытаемся объединить народ, дать ему воду, построить храмы и школы... Но все это встречают плохо, никакой благодарности ие получаем, видимо только на том свете получим. И отец Хуан де Сепеда вам более подробно все расскажет... его отправили в Испанию, но вы постарайтесь убедить его вернуться к нам и привезти добрые вести. Пусть король окажет ему помощь, и Хуану Гусману, который тоже едет с ним. Я вам уже писал, что человек он хороший и бедный, мы многим ему обязаны, и он много делает добра для индейцев...
Ваш брат и сын Томас де ла Торрес». («Coleccion…», t. LXX (70), p. 605-607.)
В 1564 г. Лас-Касас решил составить завещание. Оп понимал, что все его труды и весь накопленный опыт за полувековое пребывание в Америке должны служить будущему, всему человечеству.
«...Я дал и дарую коллегии Сан-Грегорио все, что я написал на латыни и на испанском языке, все, что касается индейцев Америки, а также «Общую историю Индий», написанную моей рукой на испанском языке. И является моей волей, чтобы она не выходила из стен коллегии, разве для напечатания, когда наступит время, причем оригинал пусть хранится всегда в коллегии. Я прошу и требую от достопочтенного ректора и братьев, чтобы они занялись этим делом, хранили и защищали мой труд. Я полагаюсь на их совесть. Я получаю большое количество писем от разных лиц и почти из всех частей Америки, где говорится о зле и несправедливости, которые индейцы терпят от нашей нации, и что испанцы их уничтожают и обижают без причин, и что они просят похлопотать перед королем и Советом [Индий]. Поскольку эти письма являются свидетелями истины, которую я в течение многих лет защищал, и в них говорится об угнетении и гибели,- эти письма будут служить историческими документами, подтверждающимися многими лицами, достойными доверия. Я обращаюсь к достопочтенному ректору, чтобы он поручил наиболее уважаемому члену коллегии эти письма, которые там хранятся и которые я получаю и по сей день. И чтобы он сделал из этих писем книгу, подобрав по лицам и годам, по мере их присылки, и по провинциям, откуда они приходят. И пусть они будут помещены в библиотеку коллегии на вечные времена, ибо если Богу угодно будет уничтожить Испанию, чтобы все поняли, что это из-за всех злодеяний в Америке. И пусть проявится справедливость! Такую подборку должен сделать добросовестный и аккуратный человек, и пусть доведет он ее до конца февраля 1564 года. И я желаю, чтобы это было выпущено, как я говорил, и увидело свет, и чтобы было подписано моим именем... брат Бартоломе де Лас-Касас, епископ».
Это отрывок из завещания, заверенного нотариусом Гаспаром Теста, и запечатанного в присутствии семи свидетелей в Мадриде 17 марта 1564 г. («Coleccion…», t. LXX (70), p. 236-238.) …
Лас-Касас принадлежит не только истории. Хулио Ле Риверенд пишет, что эксплуатация индейцев и всего американского населения продолжалась в течение столетий, хотя и меняла свои формы. «Личность Бартоломе де Лас-Касаса приобретает все большее значение, так как борьба, начатая им за свободу индейцев и за возвращение всего, что было у них отнято, продолжается и по сей день. Сейчас, спустя столетия, современные энкомендеро и латифундисты... выжимают все соки из индейцев с такой же жестокостью, хотя при помощи более утонченных способов, как и конкистадоры XVI века. Поэтому голос Лас-Касаса слышится все более явственно и отчетливо в аграрной антиимпериалистической революции» (Сб. «Бартоломе де Лас-Касас», стр. 37.) .
Мексиканский ученый Эраклио Сепеда - уроженец штата Чьапас, где некогда жил Лас-Касас, сказал о нем: «Прожив в своей епархии менее года, он и поныне, 420 лет спустя, остался в памяти народа Мексики... Во время войны за независимость чтение произведений Лас-Касаса запрещалось и уличенных в «преступлении» жестоко преследовали» (Там же, стр. 113; город Сьюдад-Реаль в Мексике носит сейчас имя Сьюдад-де-Лас-Касас.) . К великому испанскому гуманисту обращался выдающийся поэт Латинской Америки Пабло Неруда. В его сборнике «Всеобщая песнь» есть стихи, посвященные Лас-Касасу:
Немного было жизней, как твоя...
В себе объединил ты
все жгучие терзанья континента,
все раны изувеченных, всю скорбь
индейских сел, вторженцем. истребленных.
Все возрождается в тени твоей,
на грани ты агонии воздвиг надежду новую.
Великим счастьем для человечества, отец наш,
было,
что к нам ты на плантации пришел,
отведал хлеба черных преступлений,
что ежедневно пил ты чашу гнева,
приумножая всенародный гнев...
Здесь делу твоему служила только твоя
непобедимая решимость,
упорство сердца пламенного всюду оружье
поднимало на борьбу
(Пабло Неруда. Избранные
произведения в двух томах, т. 2. М., 1958, стр. 70-72.)
Пабло Неруда чувствовал великую связь времен. И через столетия он зовет Лас-Касаса в свой дом:
Твои вперед протянутые руки
звездою были, знаком путеводным для людей.
Войди ж сегодня в дом ко мне, отец мой!
Я письма покажу тебе о муках.
Я покажу тебе страдания народа, и боль, и
притесненья человеке
и скорби древние тебе я покажу.
И чтобы утвердиться на земле мне,
и чтоб достойно продолжать борьбу,-
дай сердцу моему вино исканий
и непреклонный хлеб твоей любви.
(пер. Е. А. Мелентьевой)
Текст воспроизведен по изданию: Голос Лас-Касаса // Латинская Америка, № 1. М. 1975
© текст - Мелентьева Е. А. 1975
© сетевая версия - Тhietmar. 2006
© OCR - Ingvar. 2006
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Латинская Америка. 1975
Испанский священник, доминиканец, первый постоянный епископ Чиапаса.
Лас Касас стал известен благодаря защите интересов коренных американцев, культуру которых, особенно в карибских странах, он описывает подробно. В его описаниях «касиков» (вожди или князи), «бохиков» (шаманы или священнослужители), «ни-таи́но» (знать) и «набориа» (простые люди) четко просматривается структура феодального общества. В его книге «Кратчайшая реляция о разрушении Индий» (исп. Brevísima relación de la destrucción de las Indias), опубликованной в 1552 году, приводится яркое описание зверств, творимых конкистадорами в Америке - в частности, на Карибах, в Центральной Америке и на территориях, которые сегодня относятся к Мексике - среди которых много событий, свидетелем которых он являлся, а также некоторые события, которые он воспроизводит со слов очевидцев. В одной из своих последних книг, написанной перед самой смертью, De thesauris in Peru, он страстно отстаивает права коренных жителей Перу против обращения в рабство коренного населения ранней испанской Конкистой. Книга также ставит под сомнение право собственности Испании на сокровища из выкупа, уплаченного за освобождение Атахуальпы (правителя инков), а также на ценности, найденные и взятые в местах захоронений коренного населения.
Представленный королю Испании Филиппу II, Лас Касас объяснил, что поддерживал варварские действия, когда впервые прибыл в Новый свет, но вскоре убедился, эти ужасные деяния со временем приведут к краху самой Испании как божественное возмездие. По мнению Лас Касаса, обязанность испанцев - не умерщвление индейцев, а обращение их в христианство, и тогда они станут преданными подданными Испании. Чтобы избавить их от бремени рабства, Лас Касас предложил вместо них привозить в Америку негров из Африки, хотя впоследствии изменил своё мнение, когда увидел влияние рабства на негров. Во многом благодаря его усилиям в 1542 году были приняты Новые законы в защиту индейцев в колониях.
Лас Касас также написал монументальный труд «История Индий» (исп. Historia de las Indias) и был редактором опубликованного судового журнала Христофора Колумба". Он сыграл значительную роль, во время своих неоднократных поездок в Испанию, во временной отмене правил «энкомьенда»(исп. encomienda), которые установили фактический рабский труд в испанской Америке. Лас Касас вернулся в Испанию и со временем смог поднять большой диспут 1550 года в Вальядолиде между Лас Касасом и сторонником колонизаторов, Хуаном Гинесом де Сепульведа (Juan Ginés de Sepúlveda). Хотя возобладала система энкомьнда, защищаемая пользующимися ее плодами колонизаторскими классами Испании, труды Лас Касаса были переведены и переизданы по всей Европе. Его опубликованные отчеты являются центральными документами в «Черной книге» («Black Legend») зверств испанских колонизаторов. Они оказали существенное влияние на взгляды Монтеня на Новый свет.
Лас Касас родился в Севилье, возможно в 1484 году, хотя традиционно указывается 1474 год. Со своим отцом эмигрировал на карибский остров Эспаньола в 1502 году. Через восемь лет стал священником и работал миссионером в племени араваков (таи́но) на Кубе в 1512 году. Предпринятой им в 1520-1521 годах попытке создать более справедливое колониальное общество в Венесуэле воспрепятствовали соседи-колонизаторы, которые смогли организовать восстание коренного населения против него. В 1522 году он вступил в доминиканский орден.
По некоторым сведениям, Лас Касас происходит из обращённой семьи, то есть, семьи евреев, обращенных в христианство. Умер в Мадриде в 1566 году.
Бартоломе Лас Касас упоминается в рассказе Борхеса «Жестокий освободитель Лазарус Морель» из сборника «Всемирная история низости».
Испанский гуманист, религиозный деятель, миссионер и публицист, автор многочисленных трудов о несправедливости применения насилия по отношению к коренным жителям Америки. Вошел в историю как «защитник индейцев ».
Родился в городе Севилья в семье торговца. Отец Л.К. участвовал во второй экспедиции Христофора Колумба в 1493 г. Л.К. получил юридическое образование в Саламанкском университете и затем принял духовное звание.
В 1502 г. Л.К.вместе с отцом прибыл на о-в Эспаньола (совр. остров Гаити) в составе экспедиции Николаса де Овандо, где получил энкомьенду. В 1506 принял сан священника.
В 1511 г. отплыл на Кубу в качестве капеллана Панфило де Нарваэса участника завоевательного похода с целью покорения острова.
Жесткости испанцев по отношению к индейцам Эспаньолы и Кубы, свидетелем которых стал Л.К., заставили его полностью пересмотреть свои взгляды. В 1514 г. Л.К. публично отказался от энкомьенды и нажитого им состояния и в следующем году вернулся в Испанию.
В Испании Л.К. представил регенту кардиналу Сиснеросу «Памятную записку о притеснениях», в которой отстаивал ненасильственные методы колонизации Америки и обращения индейцев в христианство .
После этого, в том же 1516 г. Л.К. был назначен «Защитником всех индейцев Индий». В обязанности Л.К. входило информирование властей о любых притеснениях, совершенных по отношению к индейцам, сопротивление его действиям каралось штрафом.
Вернувшись в американские владения Испании Л.К. предпринял ряд неудачных попыток осуществления своего проекта мирной колонизации сначала на территории современной Венесуэлы (1520-е гг), а затем на территории Гватемалы.
В 1523 Л.К. вступил в монашеский орден доминиканцев.
В 1526 г. Л.К. начал работу над своим основным трудом «Всеобщая история Индий», в которой подчеркивал природное равенство индейцев и испанцев, резко осудил зверства конкистадоров и поставил под сомнение законность насильственного присоединения американских территорий к Испании.
В 1540-1542 гг. Л.К. участвовал в создании «Новых законов о хорошем обращении с индейцами», существенно ограничивавших права владельцев энкомьенд.
В 1542 г. Л.К. представил Карлу V свое самое известное сочинение «Кратчайшее сообщение о разграблении Индий», вызвавшее бурную полемику среди его современников.
В 1543 г. Л.К. был назначен епископом провинции Чьяпас (современный штат Чьяпас на юге Мексики), но из-за постоянных конфликтов с испанскими поселенцами был вынужден вернуться в Испанию.
В 1550 г. состоялся получивший большую известность публичный диспут между Л.К. и известным гуманистом и теологом Хинесом де Сепульведой о легитимности испанского завоевания Центральной и Южной Америки. Сепульведа утверждал, что завоевание было вполне легитимно, в силу того, что индейцы являются рабами по природе с врожденными наклонностями к антропофагии и гомосексуализму ("противоестественным" грехам с точки зрения тогдашнего права). Л.К. защищал свой тезис о природном равенстве индейцев с испанцами и незаконности любого насилия против них.
Умер в доминиканском монастыре Аточа (Мадрид). С 2000 года начался процесс канонизации Л.К.
Сочинения :
История Индий. Л.,1968
Brevísima relación de la destrucción de las Indias, Madrid, 2001. 156 с.
Иллюстрация:
Портрет Бартоломе де Лас Касаса кисти испанского художника Франсиско Торрихоса. Библиотека Института Колумба в г. Севилья.
Завоевание Индий (так испанцы называли Южную и Центральную Америку) изображается реакционными испанскими историками как великая цивилизаторская миссия. Однако дошедшие до нас свидетельства участников и очевидцев завоевания решительно опровергают эту легенду. Особое место среди таких свидетельств занимает книга Бартоломе де Лас Касаса (1474–1566) «История Индий».
Основываясь на виденном и пережитом, писатель-гуманист Лас Касас показывает, что завоевание Индий представляло собой серию захватнических войн, сопровождавшихся массовым истреблением коренного населения - индейцев и хищническим разграблением природных богатств Латинской Америки. Проникнутая искренним сочувствием к индейцам, книга Лас Касаса содержит также обстоятельную характеристику их быта, нравов и культуры.
Книга Лас Касаса очень велика по объему, и опубликовать ее полностью не представляется возможным. В связи с этим составители отобрали для настоящего издания только те книги и главы «Истории Индий», в которых автор излагает события, непосредственно связанные с завоеванием Центральной и Южной Америки.
Именно поэтому опущена вся первая книга, посвященная предыстории и истории завоевания Нового Света. Хотя эта книга представляет большой интерес, поскольку ее автор является одним из наиболее информированных историков открытия Америки, но в отличие от последующих книг повествование в первой основывается не на личных наблюдениях, а на литературных источниках и архивных материалах. К тому же история открытия Америки представляет собой самостоятельную проблему, и читатели, интересующиеся этим вопросом, имеют возможность познакомиться с фрагментами первой книги «Истории Индий» в специальном издании (Путешествия Христофора Колумба. Дневники. Письма. Документы. Изд. 4-е. М., 1961, стр. 304–341, 397–425).
Во второй и третьей книгах опущены те главы, в которых содержатся данные о пребывании Лас Касаса при испанском дворе, обширные исторические экскурсы и т. д.
Перевод «Истории Индий», осуществляемый в таком объеме впервые, выполнили: Д. П. Прицкер (книга II); А. М. Косс (книга III, главы 3–25, 109–167); З. И. Плавскин (книга III, главы 26–67); Р. А. Заубер (книга III, главы 68–108).
Примечания подготовили З. И. Плавскин и Д. П. Прицкер. Указатели - З. И. Плавскин.
В. Л. Афанасьев
Бартоломе де Лас Касас и его время
Рубежи больших исторических эпох всегда бывают периодами необычайно ускоренного, интенсивного развития общества, - периодами, когда все сферы человеческого бытия и сознания подвергаются грандиозной ломке, когда бурные революционные сдвиги, широко развертываясь в пространстве, оказываются максимально сжатыми во времени, когда все противоречия действительности достигают невиданной остроты и силы, преломляясь в судьбах классов и государств, целых народов и отдельных лиц. Лишь изредка такие рубежи эпох совпадают с рубежами столетий. Так было на грани XV и XVI веков, в течение нескольких десятилетий, оказавшихся переломными между средневековьем и новым временем.
Капиталистический способ производства, рождавшийся в тесных рамках уходящего строя, вызвал к жизни два класса - буржуазию и пролетариат, антагонистов еще более непримиримых, чем классы старого общества - феодалы и крестьянство. При этом прежние антагонизмы не были вытеснены новыми, а надолго остались рядом с ними, необычайно усложнив социальный облик европейского общества.
Новый эксплуататорский класс нес с собой многогранную и яркую культуру. Были созданы великие общечеловеческие ценности, наука и практика семимильными шагами двинулись вперед; казалось, что перед всем населением планеты открываются невиданные горизонты.
Но утонченная культура Возрождения сосуществовала с крепостной кабалой, полурабством и самым настоящим рабством десятков миллионов людей, а многие грандиозные предприятия того времени, раздвигавшие границы человеческого познания, нередко осуществлялись самыми варварскими методами и сопровождались кровавыми истребительными войнами.
Противоречие это особенно ярко проявилось в той важнейшей и неотъемлемой (а в ряде отношений - и определяющей) стороне многогранной действительности эпохи Возрождения, которая носит название Великих географических открытий. Эпитет «Великие» вполне ими заслужен: в результате этого удивительного по своей смелости, быстроте и размаху коллективного подвига мир «сразу сделался почти в десять раз больше. И вместе со старинными барьерами, ограничивавшими человека рамками его родины, пали также и тысячелетние рамки традиционного средневекового способа мышления» . Но этот выросший на глазах одного поколения мир оказался миром невиданного по своим масштабам разбоя, порабощения и истребления целых народов. Наряду с героикой заря нового времени вобрала в себя зловещие краски старых и новых форм насилия.
Трагедия эпохи состояла в том, что одновременно с познанием вселенной и соединением разобщенных ветвей человечества - величайшим торжеством разума, сильнейшим толчком к новому подъему науки - на арену истории вышел отвратительный спутник зарождавшегося капиталистического строя - колониализм.
«…Это был тот „неведомый бог“, который взошел на алтарь наряду со старыми божествами Европы и в один прекрасный день одним махом всех их выбросил вон. Колониальная система провозгласила наживу последней и единственной целью человечества» , ее появление означало, что «капиталистическое производство… вступило в стадию подготовки к мировому господству» .
Зачинателями великих морских экспедиций, которые столь быстро привели к революционному перевороту в экономике Европы и в воззрениях европейцев на облик планеты, оказались Испания и Португалия, чья роль в мировой истории была до той поры сравнительно скромна. Случилось так, что именно эти страны, народы которых только что проявили удивительное, достойное преклонения упорство и мужество в долгой борьбе с чужеземными - арабскими - завоевателями, выступили теперь застрельщиками колониального разбоя.
И вот Испания, та страна, которая начала познание Западного полушария и одновременно снискала себе позорнейшую славу родоначальницы наиболее бесчеловечных форм колониализма, дала (среди целой плеяды довольно ординарных хронистов) едва ли не самого своеобразного историка своего времени. Он оказался одним из немногих летописцев той эпохи, которые донесли до нас суровую и неприкрашенную правду о чудовищной действительности первых десятилетий колониальной экспансии. В эпоху невиданного разгула самых низменных страстей он сумел подняться над предрассудками своего класса и по-своему, в своеобразной, обусловленной особенностями его эпохи и мировоззрения форме, возвысить голос в защиту первых жертв колониализма, в защиту угнетенных и обездоленных.
Этим историком был Бартоломе де Лас Касас. Он родился за пять лет до объединения Кастилии и Арагона - события, которое сразу выдвинуло Испанию в ряды европейских держав первого ранга, а умер девяносто два года спустя, когда уже была создана испанская колониальная империя и обнаружились первые признаки ее будущего краха.
Бартоломе де Лас Касас (1474–1566).
Гравюра Хосе Лопеса Энкиданоса.
Бартоломе де Лас Касас.
Неизвестный автор XVI века, Генеральный Архив Индий, Севилья, Испания (ниже - автограф Бартоломео)
Род деятельности:
писатель, монах нищенствующего ордена, богослов, хронист, юрист, историк, правозащитник, клерик, монашествующий, католический священник
Лас Касас родился в Севилье, как было установлено в 1970-е годы, в 1484 году, хотя традиционно указывался 1474 год. Его отец, Педро де Лас Касас, купец, происходил от одной из семей, мигрировавших из Франции и основавших город Севилью; фамилия также писалась «Касаус» (Casaus) По мнению одного биографа, лас Касас происходит из обращённой семьи, то есть семьи евреев, обращённых в христианство, хотя другие исследователи считают лас Касасов древними христианами, мигрировавшими из Франции.
Со своим отцом Педро эмигрировал на карибский остров Эспаньола в 1502 году. Через восемь лет стал священником и работал миссионером в племени араваков (таи́но) на Кубе в 1512 году. 30 ноября 1511 г он услышал проповедь доминиканца, обвинявшего конкистадоров в негуманном отношении к коренным жителям. Этот день стал поворотным в жизни Бартоломе - он начинает борьбу за права индейцев. Предпринятой им в 1520-1521 годах попытке создать более справедливое колониальное общество в Венесуэле воспрепятствовали соседи-колонизаторы, которые смогли организовать восстание коренного населения против него. В 1522 году он вступил в доминиканский орден.
Умер в Мадриде в 1566 году. В 2000 году Католическая церковь начала процесс по его беатификации.
Лас Касас, разделявший гуманистические убеждения Франсиско де Виториа, прославился благодаря защите интересов коренных американцев, культуру которых, особенно в карибских странах, он описывает весьма подробно. В его описаниях «касиков» (вожди или князи), «бохиков» (шаманы или священнослужители), «ни-таи́но» (знать) и «набориа» (простые люди) четко просматривается структура феодального общества.
В его книге «Кратчайшая реляция о разрушении Индий» (исп. Brevísima relación de la destrucción de las Indias), опубликованной в 1552 году, приводится яркое описание зверств, творимых конкистадорами в Америке - в частности, на Антильских островах, в Центральной Америке и на территориях, которые сегодня относятся к Мексике - среди которых много событий, свидетелем которых он являлся, а также некоторые события, которые он воспроизводит со слов очевидцев.
В одной из своих последних книг, написанной перед самой смертью, De thesauris in Peru, он страстно отстаивает права коренных жителей Перу против обращения в рабство коренного населения ранней испанской Конкистой. Книга также ставит под сомнение право собственности Испании на сокровища из выкупа, уплаченного за освобождение Атауальпы (правителя инков), а также на ценности, найденные и взятые в местах захоронений коренного населения.
Представленный королю Испании Филиппу II, лас Касас объяснил, что поддерживал варварские действия, когда впервые прибыл в Новый Свет, но вскоре убедился, эти ужасные деяния со временем приведут к краху самой Испании как божественное возмездие. По мнению лас Касаса, обязанность испанцев - не умерщвление индейцев, а обращение их в христианство, и тогда они станут преданными подданными Испании. Чтобы избавить их от бремени рабства, лас Касас предложил вместо них привозить в Америку негров из Африки, хотя впоследствии изменил своё мнение, когда увидел влияние рабства на негров. Во многом благодаря его усилиям в 1542 году были приняты Новые законы в защиту индейцев в колониях.
Лас Касас также написал монументальный труд «История Индий» (исп. Historia de las Indias) и был редактором опубликованного судового журнала Христофора Колумба. Он сыграл значительную роль, во время своих неоднократных поездок в Испанию, во временной отмене правил «энкомьенда» (исп. encomienda), которые установили фактический рабский труд в испанской Америке. Лас Касас вернулся в Испанию и со временем смог поднять большой диспут 1550 года в Вальядолиде между Лас Касасом и сторонником колонизаторов, Хуаном Гинесом де Сепульведа (Juan Ginés de Sepúlveda).
Хотя возобладала энкомьенда, которая была выгодна высшим слоям испанских колонизаторов, труды Лас Касаса не пропали даром. Они были переведены и переизданы по всей Европе. Его опубликованные отчёты стали ядром чёрной легенды о зверствах испанских колонизаторов. Они оказали существенное влияние на представления Монтеня о Новом свете и способствовали складыванию в европейской литературе образа индейца как благородного дикаря. (ВИКИ)
=================================================================
История Индий.
Книга 1, часть 1.
Второе путешествие Христофора Колумба.
Переход через Атлантический океан
В среду, в двадцать пятый день сентября 1493 года, перед восходом солнца, адмирал приказал поднять паруса, и все 17 кораблей вышли из Кадисской бухты (1).
Адмирал приказал направить корабли на юго-запад, к Канарским островам. В следующую среду, т. е. 2 октября, он бросил якорь у Гран Канарии, главном из всех семи островов Канарского архипелага. Но он не пожелал остаться здесь, и поэтому в полночь велел снова поднять паруса, и в субботу, 5 октября, пришел к острову Гомере, где пробыл два дня. Эти дни он использовал для того, чтобы возможно быстрее добыть для флотилии скот, который закупали люди, посланные на берег, и сам адмирал. Приобретали же они телят, коз и овец. И люди его, кроме того, купили восемь свиней по цене в 70 мараведи за каждую...(Пропуск в тексте. - Прил, перев.) и это были те семена, которые дали начало всем кастильским культурам, что здесь ныне имеются, а также и огурцам, дыням, лимонам, апельсинам и прочим видам овощей и фруктов. На Гомере запаслись водой, дровами и свежей провизией для всей флотилии. Здесь же адмирал вручил всем пилотам запечатанные инструкции, в которых указаны были маршруты плаванья к земле короля Гуаканагари, где в крепости, заложенной адмиралом, осталось 38 христиан.
Адмирал приказал пилотам ни при каких обстоятельствах не распечатывать инструкцию. Только в том случае, если из-за дурной погоды их корабли отстали бы от флотилии, пилоты получали право распечатать инструкцию, чтобы узнать, каким путем следует им плыть дальше. Но при любых других обстоятельствах подобное не дозволялось, потому что адмирал не желал, чтобы кто-нибудь узнал об этом пути, опасаясь, как бы не проведал о том португальский король. В понедельник, 6 октября, адмирал приказал всей флотилии поднять паруса. Он прошел мимо острова Иерро, который расположен близ Гомеры и является самым западным среди Канарских островов. Направившись оттуда своим путем, он отклонился к югу больше, чем во время первого путешествия (2), когда шел открывать [новые земли]. До 24 числа того же месяца адмирал, по его предположению, прошел 450 лиг. Однажды на корабль залетел жаворонок, и немного спустя небо стало покрываться тучами и начались ливни. Адмирал предположил, что подобное изменение погоды могло произойти только потому, что где-то вблизи есть земля. И поэтому он приказал убрать некоторые паруса, а всем, отбывающим вахту, быть в ночную пору особенно бдительными.
Открытие Малых Антильских островов и Пуэрто-Рико
В воскресенье, 3 ноября, когда рассвело, вся флотилия увидела землю. И так велика была всеобщая радость, как будто перед моряками разверзлись небеса; земля эта была островом, который адмирал назвал Доминикой, потому что открыл он его в воскресный день (В переводе с испанского dominica - воскресенье. - Прим. перев.). Затем справа от Доминики замечен был еще один остров, и показались во множестве и другие острова. Все (3) возблагодарили бога и пропели “Salve Regina”, затем...(Пропуск в тексте. - Прим. перев.) стал доноситься с берега аромат цветов, которым все восхищались. Люди на кораблях видели бесчисленное множество зеленых попугаев, которые летали стаями, как дрозды, в определенное время года и, как обычно, попугаи оглашали воздух громкими криками.
Полагали, что от Гомеры до Доминики за 21 день пройдено было 750 лиг или лишь немногим больше. Казалось, что на восточном берегу Доминики не было удобной гавани, и поэтому адмирал направился к другому острову, второму по счету, которому он дал имя “Маригаланте”, потому что так назывался корабль, на котором он плыл. Адмирал высадился на берег и от имени королей Леона и Кастилии принял эти земли в формальное владение, скрепив акт подписью нотариуса. Адмирал отправился оттуда на следующий день, в понедельник, и увидел другой большой остров, которому дал имя Гвадалупе. Корабли подошли к его берегам, и после того как была найдена удобная гавань, стали в ней на якорь. Затем адмирал приказал отправить несколько лодок к берегу, чтобы осмотреть селеньице, которое виднелось неподалеку. Но моряки не нашли в нем никого, потому что все его обитатели бежали в лес, заметив корабли. Здесь впервые были встречены большие, словно петухи, попугаи, которые зовутся “гуакамайя”. Они разноцветные, но большей частью красные, реже голубые и белые. В одном из домов нашли доску с корабля, и все дивились ей и не могли представить себе, как она попала сюда. Ее занесли на этот остров течения с Канарских островов или с того берега Эспаньолы, у которого адмирал потерял свой корабль в первом плавании.
Во вторник, в пятый день ноября, адмирал приказал направить к берегу две лодки, чтобы попытаться захватить на острове местных жителей и выведать от них, что возможно, об этой земле и о людях, ее населяющих, и о том, как далеко она находится от Эспаньолы. Адмиралу привели двух юношей, и они дали ему знаками понять, что живут не на этом острове, а на другом, который называется Борикен (Boriquen) (4). Всеми способами, какие только возможны (руками, глазами и жестами, выражающими душевную горечь), они убеждали адмирала, что этот остров населен карибами (caribes), которые взяли их в плен и привезли с Борикена, чтобы, по своему обычаю, их съесть. Вернулись другие лодки, и на них доставлены были шесть женщин, бежавших от карибов. Адмирал не поверил рассказам о жестокости карибов и, чтобы не отвращать от себя местных жителей, велел отвезти на берег четки, погремушки, зеркальца и другие вещи, предназначенные для менового торга, и вернуть увезенных женщин. Карибы набросились на них и отобрали на глазах у моряков, отчаливших от берега, все подарки, которые этим женщинам вручил адмирал. К лодкам, которые позже были посланы за водой, эти же женщины прибежали снова, захватив с собой двух мальчиков и одного юношу, и все они умоляли христиан, чтобы их доставили на корабли. Юноша сказал, что к югу от этого острова есть много других островов и большая земля, и каждый из этих островов назвал по имени. Адмирал спросил их, объясняясь знаками, где лежит остров Эспаньола... Они указали в ту сторону, где заходит солнце, и хотя адмирал знал по карте своего первого открытия, как пройти к Эспаньоле прямым путем, он с удовольствием выслушал их, желая знать, где находится их родная сторона.
Он хотел уже было поднять паруса, но ему сообщили, что веедо (инспектор) Диего Маркес, который был капитаном одного из кораблей флотилии, без разрешения высадился с восемью людьми, причем вел он себя весьма вызывающе. И, отправившись на берег перед рассветом, эти люди до сих пор не вернулись еще на корабли. Адмирал разгневался, и не без причины, и отправил отряд людей на поиски Диего Маркеса. Однако, пробродив целый день, люди, высланные на поиски, никого не обнаружили в густой чаще лесов. Адмирал решил подождать отставших в течение всего дня, опасаясь, что они могут заблудиться. Кроме того, если бы он и оставил им каравеллу, люди эти все равно не смогли бы добраться до Эспаньолы. Адмирал снова направил на берег несколько отрядов с барабанами, надеясь, что их бой услышат люди Диего Маркеса, и приказал стрелять из эспингард. Но, затратив на поиски весь день и не обнаружив заблудившихся, они возвратились на корабли. Для адмирала каждый час был годом, и поэтому он, хотя и с великой печалью, все же готов был оставить этих людей. Но так поступить он не пожелал, чтобы не покинуть их беззащитными, опасаясь, что всех их могут убить индейцы или на них обрушится какая-нибудь другая беда. Кроме того, он не хотел подвергать риску корабль, который должен был поджидать их в том случае, если бы люди эти остались здесь. Адмирал приказал, чтобы все корабли пополнили запасы воды и дров, и разрешил морякам, которые желали прогуляться на берегу или постирать платье, отправиться на остров. Он решил направить Алонсо-де-Охеду (5), капитана одного из кораблей, с отрядом в 40 человек, на поиски и велел Охеде по пути примечать все, что только имеется на этой земле.
Охеда сообщил адмиралу, что он нашел благовонную смолу, камедь, ладан, воск, алоэ, сандаловое дерево и другие ароматические травы и деревья. Спутники Охеда говорили, что они видели соколов, а ястребов, голубей, гусей, соловьев, цапель и галок было много повсеместно. Встретили они также куропаток и заверяли, что им пришлось, пройдя всего лишь шесть лиг, пересечь 26 рек, и во многих вода доходила до пояса... В конце концов и Охеде не удалось найти Диего Маркеса и его людей. А вернулись люди Диего Маркеса в пятницу, 8 ноября, и поднялись на корабль. Они сказали, что заблудились в больших и густых лесах и зарослях и не смогли найти дорогу к бухте. Адмирал приказал заключить Диего Маркеса под стражу и наказать его спутников.
Адмирал высадился на берег, желая осмотреть расположенные неподалеку дома, в которых найдено было много хлопковой пряжи и сырца и прялки нового вида. В домах были подвешены человеческие головы и корзинки с людскими костями, а сами постройки были лучше, чем те, которые он видел во время первого путешествия. В домах было больше необходимой утвари и пищи.
В воскресенье, в десятый день ноября, адмирал приказал поднять якоря и поставить паруса, и вдоль берега острова Гвадалупе отправился на северо-запад на поиски Эспаньолы. И он дошел до очень высокого острова, который назван был им Монтсеррат, так как очертания его были похожи на контуры утесов этой горной цепи (6). И с берегов Монтсеррата он увидел красивый остров с обрывистыми берегами, и так круто они спускались к морю, что казалось, будто подняться на них можно лишь с помощью лестниц или веревок, заброшенных сверху. Он назвал этот остров Санта Мария-ла-Редонда (Св. Мария Круглая), а другому острову близ него дал он имя Санта-Мария-Антигуа (Св. Мария Древняя), и берега этого острова в длину тянулись на 15 или 20 лиг. Оттуда можно было разглядеть на севере много других островов, очень высоких и поросших густым лесом. Близ берегов одного из них, названного Сан-Мартин, адмирал бросил якорь. Когда же якорь поднимали, на одной из его лап нашли, как показалось морякам, куски кораллов. В четверг, 14 ноября, адмирал бросил якорь у другого острова, которому он дал имя Санта-Крус (Святой Крест). Он приказал своим людям высадиться на берег и -попытаться захватить языка из числа местных жителей. Взяты были четыре женщины и два ребенка, а на обратном пути лодка встретилась с каноэ, в котором сидели четверо индейцев и одна индианка. Видя, что убежать им не удастся, они стали сопротивляться, причем индианка дралась наравне с мужчинами. Они стреляли из луков и ранили двух христиан, и женщина с такой силой пустила свою стрелу, что она насквозь пробила щит. Тогда христиане стремительно кинулись к каноэ, опрокинули его и схватили индейцев; один из них, плавая и не выпуская из рук лука, метал из него стрелы почти с такой же силой, как если бы он находился на земле. У одного из них был отрублен детородный орган, христиане решили, что это сделали карибы, желая раскормить его, как каплуна, и потом съесть.
Следуя от этого острова к Эспаньоле, адмирал встретил бесконечное множество островов, расположенных на близком расстоянии друг к другу. Наибольший из них он назвал “Санта Урсула”, а всем им вместе дал имя “Одиннадцать тысяч дев”. Оттуда он пришел к другому большому острову, который был назван им Сан-Хуан-Баптиста. Выше мы говорили, что индейцы называют один остров “Борикен”, и именно этот остров получил имя “Сан-Хуан-Баптиста”. В одной из бухт на его западном берегу, где вся флотилия занималась рыбной ловлей и где было выловлено много разных сельдей-бешенок и большое количество бычков, группа христиан высадилась и направилась к домам, сооруженным с большим искусством, хотя все они были из соломы и дерева. Эти дома выходили на площадь, откуда к морю шла гладкая дорога, которая содержалась в хорошем состоянии и была подобна улице. Вдоль нее тянулись тростниковые плетни, сверху украшенные зеленью, как это делается в лимонных и апельсиновых садах Валенсии и Барселоны. У самого моря стоял прочный высокий и крепкий помост, на котором могло поместиться 10-12 человек. Это, должно быть, было место игрищ сеньора всего острова или данной части его. Адмирал же говорит, что ему не удалось повидать здесь местных жителей. Вероятно, все они сбежали, как только увидели корабли.
Событие на Эспаньоле
В пятницу, 22 ноября, адмирал дошел до первой земли острова Эспаньолы, расположенной в северной стороне на расстоянии 15 лиг от острова Сан-Хуан (7). Оттуда он послал одного индейца из числа тех, которых вез с собой из Кастилии, поручив ему внушить всем индейцам страны (а страна эта была провинция Самана) чувство приязни к христианам и поведать им о величии королей Кастилии и знатных диковинках кастильских королевств. Индеец этот вызвался исполнить поручение адмирала с большой охотой. Но затем никаких вестей о нем адмирал не имел. Видимо, этот посланец погиб. Адмирал проследовал дальше своим путем, и, когда он дошел до мыса, которому в первом путешествии дал имя “мыс Ангела”, навстречу кораблям вышли индейцы на каноэ со съестными припасами и другими вещами, желая вступить в меновой торг с христианами. Направившись к горе Христа, адмирал послал к берегу лодку, имея в виду осмотреть устье реки, замеченной с кораблей. Здесь найдено было два мертвых тела. То были, как показалось людям адмирала, трупы старца и юноши. У старика горло было стянуто веревкой кастильской выделки, а руки и ноги были привязаны к бревну, имевшему форму креста. Но нельзя было установить, были ли мертвецы христиане или индейцы. У адмирала явилось подозрение, что все 38 христиан или часть их были убиты здесь.
Во вторник, 26 ноября, адмирал отправил в разные стороны гонцов, чтобы получить сведения о людях, оставленных в крепости Навидад. Приходили во множестве индейцы. Они вступали с христианами в беседы и держали себя свободно и без опаски, не проявляя ни малейшего страха. Приобретая куртки или рубахи, они называли эти предметы по-кастильски, давая понять, что им известно, как зовутся эти вещи на языке христиан. И эти слова и поведение индейцев несколько успокоили адмирала, и он пришел к заключению, что оставленные в крепости люди не были убиты индейцами. В среду, 27 ноября, он вошел в бухту Навидад и бросил в ней якорь. Около полуночи прибыло одно каноэ, переполненное индейцами. Каноэ подплыло к адмиральскому кораблю, и люди, которые сидели в нем, вызвали адмирала, громко повторяя по-кастильски его титул. Индейцев пригласили подняться на борт корабля, но все они оставались в каноэ до тех пор, пока сам адмирал не вышел на палубу. Тогда двое из них вступили на корабль и с великими церемониями передали адмиралу от имени короля Гуаканагари несколько золотых масок. Адмирал спросил их о христианах, так как страдал, не зная ничего о судьбе оставленных здесь людей; и индейцы ответили ему, что некоторые из христиан умерли от болезней, другие же отправились со своими женами (и при этом со многими женами) вглубь страны. Адмирал понял и понял ясно, что все христиане были перебиты, но на этот раз скрыл свои опасения и отпустил индейцев, дав им бронзовые чашки (их было у него всегда много в запасе) и другие безделушки, желая задобрить Гуаканагари. Этим же индейцам в ту же ночь он вручил и иные вещи, и полученные подарки чрезвычайно обрадовали их.
В четверг, 28 ноября, вечером, адмирал со всем своим флотом вошел внутрь бухты Навидад и обнаружил, что селение целиком сожжено. Вблизи в течение всего дня индейцы не появлялись. На следующий день утром адмирал вышел на берег и был весьма опечален и удручен, видя, что крепость сожжена и нет здесь тех, которых он оставил в этом месте. Найдены были некоторые вещи, принадлежащие христианам, - обломки разбитых сундуков, куски материи и покрывал, которые зовутся “арамбель” и которыми крестьяне застилают столы. Не приметив ни одного человека, у которого можно было бы расспросить что-либо о христианах, адмирал взял несколько лодок и направился вверх по течению реки, впадавшей в море поблизости. Он распорядился очистить колодец, расположенный близ крепости, желая узнать, не спрятали ли в нем христиане золото. Но в колодце этом ничего не было найдено. На берегах реки адмирал также не встретил никого, кто мог бы ему сообщить о судьбе оставленных в крепости людей. Однако обнаружены были здесь следы - лоскутья одежды христиан. Неподалеку от крепости найдено было семь или восемь зарытых в землю тел, и тут же поблизости обнаружено было еще три трупа. Судя по тому, что мертвецы были одеты, следовало признать их христианами. Погибли же они, видимо, с месяц назад или немногим больше.
Следуя далее в поисках следов и примет, которые дали бы возможность узнать о том, что произошло здесь, адмирал встретил брата короля Гуаканагари, которого сопровождало несколько индейцев; индейцы эти немного понимали наш язык и по именам называли всех оставленных в крепости христиан. С помощью индейцев, привезенных из Кастилии, они рассказали адмиралу о бедах, которые постигли этих христиан. Они сообщили, что, как только адмирал покинул крепость, среди христиан начались раздоры, которые привели к дракам и поножовщине. Каждый из них стремился захватить как можно больше жен и приобрести побольше золота, и отделялись они друг от друга.
Перо Гутьерес и Эсковедо убили некоего Хакоме, а затем с другими десятью христианами, взяв с собой жен, ушли в земли одного сеньора, имя которого было Каонабо. Сеньор же этот владел золотыми рудниками. Каонабо убил всех этих людей, а было их 10 или 14. Далее, сказали индейцы, спустя много дней, явился Каонабо в крепость в сопровождении большого войска. В то время оставались в Навидаде только Диего-де-Арана, капитан и пятеро христиан, которые не желали с ним вместе охранять крепость. Все же остальные рассеялись по острову, Каонабо нападал на крепость ночью, поджег ее стены и дома, где жили христиане. К счастью, последних в ту пору не было в крепости. Но, убегая от индейцев, все они погибли. Король Гуаканагари, желая защитить христиан, вышел на бой с Каонабо и был тяжело ранен. От раны он не излечился до сих пор.
Рассказ этот совпал с сообщениями, которые принесли другие христиане, посланные адмиралом в иные места, чтобы дознаться о судьбе 39 оставленных в крепости людей. Эти христиане дошли до главного селения Гуаканагари и там узнали, что король болен и страдает от ран, нанесенных ему в битве с Каонабо. По этой причине Гуаканагари отказался встретиться с адмиралом и дать ему отчет во всем, что произошло после того, как адмирал отправился в Кастилию. Гуаканагари сообщил, что христиане погибли потому, что, как только адмирал покинул их, они стали ссориться между собой. У них возникли нелады, и эти люди принялись отбирать жен у их мужей, и каждый из них отправлялся добывать золото сам, и только для себя. Группа бискайцев соединилась против всех остальных христиан, а затем все они рассеялись по стране и там за свои провинности и дурные поступки были убиты.
Гуаканагари через посетивших его христиан просил адмирала прийти к нему. Он заявил, что не может выйти из своего дома из-за уже упомянутого недуга. Адмирал отправился к Гуаканагари. Последний с печальной миной рассказал адмиралу все, о чем уже сообщалось выше, показывая при этом свои раны и раны его людей, полученные при защите крепости. И было несомненно, что эти раны нанесены им были индейским оружием, камнями, кидаемыми из пращей, и дротиками с наконечниками из рыбьих костей. По окончании беседы Гуаканагари подарил адмиралу четки из 800 мелких камней, высоко ценимых индейцами (они называют эти камни “сиба”), и другие, золотые, четки, в которых было 100 бусинок, золотой венец и три тыквины, называемые здесь “ибуера”, наполненные золотыми зернами. Золота же в этих тыквинках было более чем на 4 марки, т. е. на 200 золотых кастельяно, или песо. Адмирал дал Гуаканагари много всевозможных кастильских изделий: стеклянные четки, ножи, ножницы, иглы, погремушки, булавки, зеркальца. Все эти подарки стоили не более четырех-пяти реалов, но Гуаканагари казалось, что он стал теперь очень богатым.
Гуаканагари пожелал сопровождать адмирала до того места, где был разбит у христиан лагерь. В честь Гуаканагари устроено было большое празднество. Король восхищен был при виде лошадей, и его привело в изумление искусство верховой езды. Адмирал узнал, что один из 38 оставленных в крепости людей поносил в присутствии индейцев и самого Гуаканагари святую веру. Адмирал считал необходимым наставить в вере Гуаканагари; он заставил Гуаканагари надеть на шею серебряный образок богоматери, каковой тот раньше не желал принимать.
Далее адмирал говорит, что отец Буйль и все прочие желали захватить Гуаканагари в полон. Но адмирал не хотел поступать таким образом, считая, что, поскольку христиане, оставленные в крепости, уже мертвы, захват короля Гуаканагари все равно не позволит ни воскресить покойников, ни препроводить их в рай, если только они не попали туда прежде. И, кроме того, адмирал полагал, что Гуаканагари, как это ведется и в христианских странах, связан родственными узами с другими индейскими королями, которые будут оскорблены пленением своего родича. А между тем короли Кастилии немало понесли издержек, направив сюда людей для заселения земель, а война, в случае если она разразится, помешает основать в этой стране город. А главное, захват Гуаканагари чрезвычайно воспрепятствовал бы распространению христианской веры и обращению в нее индейцев,- тогда как именно в этом заключалась суть предприятия, ради которого короли послали сюда людей.
Если же все то, что говорил Гуаканагари оказалось бы правдой, взятие его в плен явилось бы величайшей несправедливостью и внушило бы индейцам чувство ненависти и злобы к христианам, а сам адмирал слыл бы тогда в глазах местных жителей неблагодарным человеком, отплатившим злом за радушный прием, который Гуаканагари оказал ему в первом путешествии, и за выступление этого короля в защиту христиан, предпринятое им с риском для жизни, как о том свидетельствовали его раны. И, наконец, необходимо было, по мнению адмирала, сперва заселить землю, только тогда, когда это свершилось бы и сооружение крепости было бы закончено, явилась бы возможность наказать виновных, в случае если правда откроется. Адмирал, видя, что в провинции Марьен земли низкие и нет в ней строительного камня и других материалов для возведения зданий, решил отправиться в поисках места, подходящего для основания поселения, далее вдоль берега на восток, хотя в этой округе воды были хороши и гавани удобны.
Приняв это решение, он вышел в путь со всем своим флотом в субботу, 7 декабря, из бухты Навидад и в тот же вечер стал на якорь у островков, расположенных близ горы Христа (8). На следующий день, в воскресенье, адмирал поднялся на гору и с ее высоты обозревал земли, желая выбрать место для основания поселения. Но он намеревался отправиться отсюда к Серебряной горе, так как полагал, что эта область находится неподалеку от провинции Сибао. А, судя по тому, что он узнал во время первого путешествия, в тех местах расположены были богатые золотые рудники, а самую провинцию Сибао он считал страной Сипанго.
Ветры с тех пор, как он вышел из бухты Горы Христа, были противные, и в течение многих дней пришлось трудиться в поте лица, причем вся флотилия ввергнута была в печаль и смуту. Люди и лошади устали чрезвычайно. По этой причине адмирал не мог выйти из бухты Благодати. При этом он находился всего лишь в пяти или шести лигах от Серебряной бухты (сам адмирал полагал, что находится от нее на расстоянии 11 лиг). Бухта эта, по словам адмирала, исключительная (singula-rissima), и он поселился бы на ее берегах, если бы знал, что в нее впадает достаточно значительная река или что на берегах ее имеются источники и есть хорошие земли. В конце концов адмирал вынужден был возвратиться назад - туда, где на расстоянии трех лиг от этой бухты в море впадала большая река и имелась хорошая, хотя и открытая северо-западным ветрам, бухта. Там, у одного индейского селения, решил он высадиться на берег.
Он обнаружил выше по течению реки прелестнейшую долину и нашел, что воды этой реки легко можно отвести в оросительные каналы, которые в будущем могли быть проведены на территории поселения, и использовать для водяной мельницы и для различных приспособлений, необходимых при строительстве зданий.
Взвесив все это, адмирал решил “во имя святой Троицы” основать здесь поселение. И приказал он тотчас же высадиться на берег всем людям, а они были очень утомлены и измучены (точно так же, как и лошади), и выгрузить снаряжение и все прочие вещи. Все выгруженное на берег он распорядился перенести на площадку, которая находилась близ скалы, вполне пригодной для постройки на ее склонах крепости. На этом месте он приступил к постройке селения или поселка (pueblo о villa), первого на землях Индии; и пожелал он, чтобы это селение названо было Изабеллой, в честь королевы доньи Изабеллы, а ее адмирал особенно чтил и желал угодить ей и служить, как никому в целом свете. После того как заложен был городок, адмирал премного возблагодарил бога за удобное для поселения место, которое нашел в этой округе. Все постройки возводились с величайшей быстротой, и прежде всего адмирал приложил немало стараний, чтобы соорудить склад для снаряжения и различных припасов флотилии, церковь и госпиталь, а также укрепленный дом для него самого. И было сделано все, что только оказалось возможным. Адмирал, распределяя участки для постройки (solares), наметил места улиц и площади и отвел места для заселения именитым особам, распорядившись, чтобы каждый строил дома так, как лучше ему покажется. Общественные здания строились из камня, прочие же из дерева и соломы и из иных материалов, сообразно возможностям. Подобно многим своим спутникам, адмирал не избежал недуга, свалившего его в постель.
В то время как адмирал вел работы по постройке города Изабеллы (при этом он старался не терять времени и не расходовать впустую материалы), он получил некоторые новые сведения о землях острова и, в частности, о своем вожделенном Сипанго (Сибао). Эти сведения принесли ему индейцы, что жили неподалеку от Изабеллы. Они утверждали, что Сибао находится поблизости от этих мест. И адмирал решил отправить туда разведчиков (descubridores), которые дознались бы, где имеется то, к чему так настойчиво стремились все, т. е. золотые рудники, и для этой цели он выбрал Алонсо-де-Охеду. Пока Охеда выполнял это поручение, адмирал намеревался отправить, не теряя времени, корабли в Кастилию. Для отправки намечены были 12 кораблей; 5 кораблей - два крупных судна и три каравеллы - решено было оставить. Эти корабли адмирал выбрал из всей флотилии в 17 судов для различных нужд, которые могли бы иметь место в будущем, а также для совершения новых открытий, о чем ниже будет сказано.
Спустя немного дней Алонсо-де-Охеда возвратился и представил адмиралу отчет. Охеда отмечал, что в течение первых двух дней пути он испытал немало трудностей, продвигаясь через безлюдную местность. Но, спустившись к берегам одной бухты, он нашел там много селений, которые встречались ему на каждом шагу. Сеньоры этих селений и местные жители встречали [пришельцев] как ангелов; индейцы выходили им навстречу, предоставляли помещения и угощали так, словно пришельцы были их братьями. Охеда продолжал свой путь и через пять-шесть дней прибыл в провинцию Сибао. Местные жители, которые встречались на берегах окрестных бухт, и индейцы, которых Охеда использовал в качестве проводников, в присутствии Охеды и христиан отобрали многочисленные пробы золота, достаточные, чтобы удостовериться и убедиться в том, что здесь есть много этого металла. Новость эта обрадовала всех, но особое удовольствие она доставила адмиралу. Он решил после отправки кораблей в Кастилию выйти в поход на осмотр упомянутой провинции Сибао, чтобы все люди увидели своими глазами золото. В этом случае они могли бы, подобно святому Фоме, уверовать и воочию убедиться во всем.
Составив подробный отчет для католических королей о стране и о том состоянии, в котором она находилась, и о месте, избранном для поселения, приготовив для отправки в Кастилию пробы золота, данные Гуаканагари и Охедой, и поставив королей в известность обо всем, что он считал необходимым, адмирал отправил 12 кораблей. Капитаном флотилии он назначил Антонио-де-Торреса, брата кормилицы (ауа) принца дона Хуана, и ему он вручил золото и депеши (despachos). Корабли пустились в обратный путь 2 февраля 1494 года. Некоторые утверждали, будто адмирал отправил в Кастилию с этой флотилией одного капитана по имени Горвалан. Но это неверно, и все изложенное в таком виде, как о том выше говорилось, соответствует тексту письма, отправленного адмиралом королям: письмо это, писанное его рукой, я видел, и оно находится в моем распоряжении.
Когда корабли отплыли в Испанию, адмирал решил отправиться на осмотр страны; состояние здоровья его к тому времени улучшилось. Особенно желал он посетить провинцию Сибао. В те дни, когда он был болен, некоторые недовольные люди, занятые на работах в Изабелле, задумали похитить или захватить силой пять оставшихся кораблей или часть из них, желая возвратиться в Испанию. Говорят, что подстрекал их Берналь-де-Писа, альгвасил королевского двора, которому короли оказали милость, назначив его контадором острова Эспаньолы. Ввиду этого адмирал, стремясь к тому, чтобы мятеж не разразился, арестовал Берналя-де-Пису и приказал заключить его на одном из кораблей, чтобы затем отправить в Кастилию на суд. Всех прочих мятежников он велел наказать. В связи с этим он приказал с четырех кораблей перенести все снаряжение, артиллерию и необходимые для мореплавания приспособления на флагманский корабль, и на нем оставил людей, заслуживающих доверия. У Берналя-де-Писы нашли в толстой палке донос на адмирала.
Адмирал оставил надежную охрану на флагманском корабле и поручил управление поселением своему брату, дону Диего, и особам, которые должны были оказывать ему помощь и давать советы. Для себя же адмирал отобрал наиболее сильных и здоровых людей, пеших и конных, а также строителей, каменщиков и плотников и иных мастеров со всем инструментом и орудиями, необходимыми как при добыче золота, так и при постройке укрепленных мест, где бы христиане могли быть в безопасности в случае, если бы у индейцев явились дурные намерения, и вышел в путь из городка Изабеллы. С ним были христиане и индейцы из селения, расположенного неподалеку от Изабеллы. Совершилось же это 12 марта 1494 года.
Адмирал, желая повергнуть в страх страну и показать индейцам, что христиане достаточно могущественны, чтобы защитить себя и принести ущерб тем, кто на них нападет, распорядился выйти в путь в боевом порядке, с распущенными знаменами, под звуки труб, и дать салют из эспингард. Все это привело в величайшее изумление индейцев. И это адмирал повторял при входе и при выходе из селений, встречавшихся ему на пути.
За первый день прошли три лиги и остановились на ночлег на одном довольно унылом перевале. Местность там была пустынная. А так как индейские дороги не шире наших вьючных троп (ведь у местных жителей нет ни ездовых животных, ни экипажей, и узость дорог не препятствует поэтому движению по ним), он отдал распоряжение группе людей, в которой были идальго и трудовой народ, следовать на два добрых выстрела из бельесты вперед вверх по склону хребта и лопатами и заступами расширять путь, срубая и выкорчевывая деревья. По этой причине он назвал перевал Идальгос. На следующий день, в четверг 13 марта, поднявшись на перевал Идальгос, увидели обширную долину, длиной в 80 лиг и шириной от одного до другого края в 20 или 30 лиг. Была эта долина так зелена, светла, ярка и прекрасна, что тому, кто видел её казалось, что перед ним один из уголков рая; и все преисполнились несказанным восторгом и великой радостью. Адмирал, восхвалив бога, назвал эту долину “Вега Реаль” (Vega Real) - королевской плодородной долиной, а затем весь отряд стал спускаться с горы, и спуск занял гораздо больше времени, чем подъем, хотя при этом люди радовались от всей души. Вступив в долину, прошли чудеснейшими полями пять лиг: такова была ширина этой долины в этом месте. Миновали много селений, и жители встречали христиан, как пришельцев с неба.
А затем дошли до большой и прелестной реки, которая была не менее полноводна, чем Эбро в Тортосе или Гвадалквивир в Кантильяне. Реке этой, которую индейцы называли Яки, адмирал дал имя Тростниковой (Rio de Canas). На берегах ее, радостные и довольные, путники переночевали. Они с наслаждением купались в ее водах и с удовольствием любовались этой счастливой и прелестной землей, где воздух так нежен, особенно в это время года, т. е. в марте. Когда отряд проходил через селения, индейцы, взятые в Изабелле, входили в дома и брали все, что им нравилось, и это радовало хозяев; так что казалось, будто все было здесь достоянием всех. А жители селений, куда входили христиане, брали у них все, что им приходилось по вкусу, полагая, что такой обычай свойственен нам, кастильцам. На следующий день, 14 марта, отряд перешел реку Яки. На каноэ и плотах перевезены были люди и имущество, лошади же переправились через реку вброд, хотя и было там глубоко, но не настолько, чтобы им приходилось переправляться вплавь (лишь при выходе из воды у самого берега были глубокие места). В полутора лигах от переправы отряд встретил другую большую реку, которую адмирал назвал Золотой (Rio del Oro), так как в ней было найдено при переправе несколько зерен золота.
После того как с немалыми трудностями переправились через реку, вступили в большое селение, из которого большинство жителей бежало в окрестные горы, как о том узнали христиане. Часть жителей осталась в селении. Индейцы, задержавшиеся в селении, укрылись в домах и по простоте душевной загородили двери тростником, полагая, что эти заграждения столь же надежны, как запоры крепостных стен. Они думали, что, увидев эти тростниковые заграждения, христиане решат, что хозяева не желают, чтобы в дома их входили посторонние лица, и не захотят поэтому войти в жилища. Адмирал приказал, чтобы никто не смел заходить в дома индейцев, и успокоил, насколько это возможно, оставшихся в селении жителей, потерявших голову от страха.
Мало-помалу они стали выходить из домов, чтобы поглядеть на христиан. Адмирал вышел из этого селения и достиг берегов другой прекрасной реки, столь зеленых, что эту реку он назвал “Зеленой” (Rio Verde). В русле реки и на ее берегах попадались округлые, или почти округлые, камни, подобные булыжнику, которые ярко блестели. Здесь отряд расположился на ночлег. На следующий день, в субботу 15 марта, адмирал вступил в большое селение, и там все местные жители, за исключением отсутствующих, заперлись в домах, приперев палками двери, чтобы никто не вошел к ним, как это уже имело место в тех селениях, что встречались на пути раньше. Вечером отряд достиг перевала, названного адмиралом “Проходом Сибао” (Puerto de Cibao), так как по ту сторону его начиналась провинция Сибао. Тут пришлось заночевать, потому что все люди очень устали. Место это было расположено в 11 лигах от спуска с высот перевала, который адмирал назвал в память трудного подъема перевалом Идальгос. Прежде чем начать подъем этим перевалом, адмирал отправил людей прокладывать дорогу, распорядившись подготовить ее наилучшим образом с тем, чтобы могли пройти лошади. Отсюда он отправил часть вьючных животных в Изабеллу за провиантом. Людей нельзя было прокормить в пути за счет местных припасов, поэтому израсходовано было много хлеба и вина, т.е. главных видов довольствия, и явилась необходимость в пополнении взятых на дорогу запасов.
В воскресенье, 16 марта, вступили в страну Сибао, где земли тощие и гористые. Горы здесь были бесплодные, усеянные большими и малыми камнями. На холмах, не покрывая их сплошь, росла низкая трава. В некоторых местах, правда, травы были более густые. Везде в этой провинции были бесчисленные реки и ручьи, и повсюду в них найдено было золото. Адмирал говорит, что провинция эта была величиной с Португалию (9). В каждом ручье, который попадался на пути, находили мелкие зерна золота.
Так как прошло немного времени с тех пор, как здесь побывал Алонсо-де-Охеда, посланный в эти места адмиралом, индейцы были уже подготовлены к приходу христиан и знали, что к ним явится сам “гуамикина” христиан (гуамикина на их языке означает большой сеньор). Поэтому во всех селениях, которые проходил отряд, жители с большой радостью выходили навстречу адмиралу и христианам и приносили в дар пищу и все, что только у них имелось, в частности золото в зернах; оно было собрано уже после того, как они получили сведения о том, что именно этот металл был причиной прихода христиан. В этот день адмирал находился на расстоянии 18 лиг от Изабеллы. Он нашел здесь, как о том он пишет в письме к королям, много золотых рудников, медь, ляпис-лазурь, янтарь (ambar) и некоторые виды пряностей. Так как по мере продвижения вглубь Сибао земли становятся все более и более труднопроходимыми, особенно для лошадей, решено было...(Пропуск в тексте. - Прим. перев.) построить в том месте, где находился адмирал, укрепление с тем, чтобы христиане могли получить здесь убежище и управлять этой страной золота. Адмирал выбрал отраднейшее место и велел соорудить из дерева и глины добрую крепость, которой он дал имя твердыни Св. Фомы.
Адмирала и его спутников чрезвычайно удивила одна находка, когда отрывали яму для фундамента (а грунт был твердый и местами приходилось дробить камень), люди обнаружили на глубине одного эстадо (Эстадо - длина человеческого тела. - Прим. перев.) несколько сплетенных из соломы гнезд; и казалось, что заложены они совсем недавно. В гнездах этих найдены были три или четыре камня, круглых, словно апельсины, как бы специально обработанных наподобие ядер от ломбард. В качестве капитана и алывасила этой крепости адмирал оставил арагонского рыцаря дона Педро Маргарита - особу, всеми уважаемую. Ему он дал 52 человека. Впоследствии адмирал послал ему новые партии воинов и мастеров, так что гарнизон крепости доведен был до 300 человек с тем, чтобы ее можно было быстрее достроить и успешно защищать.
Оставив Маргариту инструкцию и отдав необходимые распоряжения, адмирал отправился в обратный путь, в Изабеллу, намереваясь возможно скорее выйти в путь для свершения дальнейших открытий. И 21 марта, в пятницу, он отправился в дорогу и по пути встретил караван с продовольствием и разными припасами, который шел из Изабеллы; адмирал направил его в крепость. Так как река разлилась из-за обильных дождей в горах, адмирал вынужден был задерживаться в индийских селениях дольше, чем он того желал, и его люди стали питаться “касаби”, или хлебом из ахе, и другими местными припасами, которые индейцы весьма охотно приносили христианам. Адмирал велел давать индейцам взамен четки и другие малоценные безделушки, которые он взял с собой, отправляясь в Сибао.
В субботу, 29 марта, адмирал прибыл в Изабеллу, где застал людей в состоянии сильного утомления. Многие умерли, немало людей хворало, а те, которые были здоровы, ослабели от недоедания и опасались, что их постигнет еще более тяжкая участь. Тягостно и плачевно было их состояние; и скорбь и сострадание являлись при виде крайней нужды и мук, которые испытывало большинство жителей Изабеллы. Увеличивалось число больных и умерших по мере того, как все более и более сокращались рационы и пища становилась скуднее. А запасы провианта уменьшались с каждым днем. К тому же еще при высадке было обнаружено, что много съестных припасов испорчено и сгнило. Адмирал считал, что виновны в этом были капитаны кораблей, и в их небрежности видел главную причину зла. Те же продукты, которые остались, сохранились в целости, не теряя влаги благодаря тому, что на Эспаньоле жара была меньше, чем в Кастилии. Так как сухари кончились, муки не было и оставалось только одно зерно, адмирал велел построить плотину на большой реке Изабелле, с тем чтобы поставить на ней водяную мельницу, но на добрую лигу в окружности нельзя было найти подходящего для этой цели места. Большая часть рабочих людей и мастеров была больна, голодна и истомлена, и они мало что могли сделать, не имея сил. Поэтому было необходимо, чтобы этим людям оказали помощь идальго и дворцовые слуги. Впрочем, и они страдали от голода и лишений. И для тех, и для других труды при отсутствии пищи равносильны были смерти, и адмиралу пришлось применять власть и тяжко наказывать за ослушание и простых и благородных людей, чтобы могли осуществляться всевозможные общественные работы...
Из крепости Св. Фомы прибыл гонец, посланный капитаном Педро Маргаритой. Он сообщил адмиралу, что все местные индейцы бежали, покинув свои селения, и что сеньор некоей провинции, которого звали Каонабо, готовится к походу на крепость и намерен истребить засевших в ней христиан. Получив эти вести, адмирал решил отправить в крепость Св. Фомы 60 наиболее здоровых людей и караван с снаряжением и оружием. 25 человек из числа отправляемых он предназначал для охраны каравана, остальные же люди должны были пополнить гарнизон крепости и по пути привести в порядок дорогу для каравана, очень уж трудна она была, в особенности вначале. С этим отрядом адмирал решил отправить также всех людей, не страдающих от болезней и могущих ходить, причем в путь должны были выйти даже те, которые были и не вполне здоровы. В Изабелле он задержал только мастеров-ремесленников. Во главе этой партии адмирал поставил Алонсо-де-Охеду, поручив ему доставить всех людей в крепость Св. Фомы и передать их упомянутому Педро Маргариту. Последнему же он приказал выйти в поход с новым подкреплением вглубь страны и опустошить все земли, чтобы показать индейцам, как сильны христиане, внушить им страх и положить начало их обучению искусству повиновения.
Этот поход надлежало главным образом совершить в Вега Реаль, где, по словам адмирала, жило неисчислимое множество людей и имелось немало королей и сеньоров. Кроме того, на пути следования христиане питались бы местными припасами. Все доставленное из Кастилии было уже съедено. Алькальдом крепости Св. Фомы должен был оставаться Охеда. В среду, 9 апреля 1494 года Алонсо де Охеда с отрядом, численность которого превосходила 400 человек, вышел в поход и, переправившись на другой берег реки, которой адмирал дал имя Золотой, захватил касика и сеньора селения, что лежало в этих местах, а также брата и племянника этого касика. Как пленников, в цепях и оковах, отослал их Охеда в Изабеллу адмиралу. Более того, Охеда приказал схватить одного вассала упомянутого касика и отрубить ему уши, причем все это было проделано посреди селения. Адмирал говорит, что подобное [наказание] совершено было вот почему: когда трое христиан отправились в путь из крепости к Изабелле, касик, о котором идет речь, дал им пять индейцев. Эти индейцы должны были перенести вброд одежду христиан, но посреди реки они покинули их и возвратились с платьем в свое селение. Касик же не покарал этих индейцев и забрал себе одежды христиан.
Было на том же берегу реки другое селение. И местный касик и сеньор, узнав, что сосед его взят в плен и отправлен в Изабеллу со своими родичами - братом и племянником, пожелал отправиться с ними к адмиралу, чтобы упросить его не делать пленникам зла и заверить, что люди эти совершили немало добрых дел, когда их впервые посетил Охеда, и в то время, когда пребывал в этой местности адмирал. Он надеялся, что адмирал внемлет его просьбам. Когда пленники, а с ними и этот касик, прибыли в Изабеллу, адмирал велел отвести пленных на площадь селения, с тем, чтобы им после оглашения приговора отрубили головы. Касик, который явился просить за своих земляков, видя, что ведут на смерть сеньора, его соседа, который, быть может, был его отцом, братом или родственником, обливаясь слезами, стал умолять адмирала не учинять казни, знаками заверяя (насколько можно было то понять), что никогда больше осужденные не будут совершать проступков во вред христианам. Уступая его мольбам, адмирал сохранил пленникам жизнь. В то время, когда все это происходило, прискакал из крепости Св. Фомы всадник и сообщил, что когда пятеро христиан проходили через селение пленного касика, они были внезапно окружены его вассалами, которые намеревались убить всех пятерых пришельцев. Но всадник этот рассеял индейцев, обратил в бегство толпу, в которой насчитывалось более 400 человек, и, преследуя беглецов, убил нескольких.
Адмирал, желая навести порядок в управлении Эспаньолой и в делах, касающихся индейцев, чтобы покорить их, учредил совет, в который вошли наиболее, по его мнению, разумные и авторитетные лица. Председателем этого совета он назначил своего брата Диего, а членами были уже упомянутый отец Буйль, который, как говорят, имел полномочия от папы и был его легатом, главный альгвасил Перо Эрнандес Коронель, рехидор города Баэсы Алонсо Санчес-де-Карвахаль и мадридский рыцарь, клиент королевского двора Хуан-де-Лухан. Этим пяти особам адмирал вручил управление Эспаньолой, а Педро Маргариту велел он со всем его отрядом в 400 человек выйти в поход и покорить весь остров. При этом и членам совета, и Педро Маргариту он вручил свои инструкции. Инструкции же эти, как о том говорит адмирал, составил он, имея в виду служение богу и интересы их высочеств.
Сам адмирал с одним большим кораблем и двумя каравеллами (все эти суда были хорошо снаряжены) отплыл в четверг 24 апреля того же 1494 года в послеобеденный час на запад, оставив в бухте селения Изабеллы два корабля для местных нужд. Вечером он прибыл в бухту у горы Христа и стал на якорь. На следующий день адмирал вошел в бухту Навидад, где оставил когда-то на земле короля Гуаканагари 38 христиан (Колумб оставил в Навидаде не 38, а 39 человек.- Прим. перев.). Гуаканагари, опасаясь, что адмирал явился сюда, желая наказать его за умерщвление христиан (в чем, как это говорилось уже выше, он не был повинен), скрылся. При этом индейцы, прибывшие на своих каноэ к кораблям, в ответ на расспросы адмирала, утаивая истину, заявили, будто Гуаканагари отправился в какой-то поход и скоро вернется обратно. В конце концов адмирал, не желая больше ждать, приказал поднять паруса и в субботу отправился к острову Тортуга. Он прошел 6 лиг при затишье и сильном волнении на море, шедшем с востока. Течения же, напротив, шли с запада. Поэтому всю ночь адмирал провел в тяжких трудах. В воскресенье при противном ветре, вероятно северо-западном, и течениях, что шли от носа, следуя с запада (que venian por la proa del occidente), адмирал вынужден был стать на якорь за рекой, названной им в первом путешествии Гвадалкивиром.
Открытие Ямайки и Кубы
Адмирал пересек залив между Кубой и Эспаньолой, шириной как раз 18 лиг от мыса до мыса и от края до края, и поплыл вдоль южного берега острова Кубы. Он обнаружил обширный залив, который назвал Большой гаванью (Puerto Grande). Вход в него был очень глубок, а ширина доходила до 150 шагов. Здесь он стал на якорь, и сюда прибыли на своих каноэ индейцы, которые привезли много рыбы и кроликов из той породы, что мы называем “гуаминикинахе”. 1 мая, в воскресенье, адмирал поднял паруса и отправился дальше, следуя вдоль берега. Ежечасно открывались перед ним чудеснейшие бухты и высокие горы и реки, впадающие в море. А так как шел он совсем близко от берега, приходили к кораблям на каноэ индейцы без числа. Они думали, что явились пришельцы с неба, и приносили им свой хлеб - “касаби”, воду, рыбу и все, чем они располагали. Все это индейцы предлагали христианам с великим радушием, ничего не требуя от них взамен, как будто полагали, что каждая принесенная в дар вещь спасет их душу. Но адмирал велел за все это платить, давая индейцам стеклянные четки, погремушки и другие безделушки. Они же оставались в полнейшем восторге, получая все это и думая, что уносят с собой небесные дары. Так как индейцы, которых вез с собой адмирал, все время обращали его внимание на то, что неподалеку лежит остров Ямайка, где есть много золота, и указывали, в каком направлении находится этот остров, он решил отклониться к юго-востоку, чтобы затем пройти на юг.
В субботу, 3 мая, и на следующий день, в воскресенье, адмирал увидел берега Ямайки, а в понедельник подошел к острову и бросил якорь, но не в бухте, а в открытом море. Он говорит, что с того момента, как увидел этот остров, он показался ему самой прекрасной и благодатной землей из всех, что до сих пор были открыты. К кораблям приходило несчетное число больших и малых каноэ. В понедельник адмирал принялся за поиски надежной гавани. Для этого он отправил в устья рек лодки, чтобы промерить дно. Навстречу лодкам вышло множество каноэ с вооруженными людьми, готовыми защищать свою землю. Моряки, бывшие в лодках, видя, что индейцы бросаются из каноэ и плывут в их сторону, желая воспрепятствовать высадке, решили вернуться на корабли.
Затем адмирал подошел к гавани, названной им “Хорошей” (Puerto Bueno). Там индейцы также попытались помешать лодкам войти в бухту. Понимая, что, если христиане проявят страх перед индейцами, последние станут еще более дерзкими, адмирал решил дать им урок и приказал выстрелить из бальест. После того как шесть или семь индейцев было ранено, они сочли за благо прекратить сопротивление, и к кораблям из ближней округи явилось огромное число каноэ с индейцами, причем на этот раз они были покорны и тихи. Индейцы привезли съестные припасы и все прочее, чем они владели, и охотно давали привезенное с собой христианам за любую вещь, какая им только ни предлагалась.
В этой гавани адмирал устранил течь, открывшуюся в килевой части одного из кораблей. Бухта, в которой он бросил якорь, имела форму подковы. Острову (Ямайке) адмирал дал имя Сантьяго. В пятницу, 9 мая, он вышел из бухты и отправился вдоль берега Ямайки далее на запад. Шел он так близко от берега, что многие каноэ следовали рядом с кораблями, и индейцы мирно и радостно вели с христианами меновой торг. И так как дули противные ветры, адмирал не мог продвигаться вдоль берега острова и решил возвратиться к Кубе. 13 мая, во вторник он направился к Кубе, намереваясь пройти вдоль берега 500 или 600 лиг, чтобы убедиться, была ли эта страна материком или островом. В день отплытия явился один юноша-индеец на корабль и знаками объяснил, что он желает отправиться с христианами. Вслед за ним пришли его многочисленные родичи и братья, умоляя его не уходить с христианами. Но им не удалось убедить юношу, хотя эти люди пролили немало слез, уговаривая его остаться. Он же, чтобы не видели его слез, удалился в укромное место и в конце концов остался на корабле. Его родственники покинули корабль опечаленные и безутешные.
Итак, покинув со всеми кораблями Ямайку, адмирал достиг на острове Кубе одного мыса, который он назвал мысом Креста (Cabo de Cruz), в среду, 14 мая. В то время как он шел вдоль берега, лил сильный дождь с громом и молнией. Море было мелкое, и на каждом шагу кораблям грозила опасность нарваться на мель. Ливень, а также мели - опасности, обрушившиеся на адмирала одновременно, ставили его в тяжелое положение, и в трудах и заботах боролся он с ними. Ведь средства, применяемые для борьбы с каждым этим злом, взаимно исключают друг друга, и поэтому, когда они одновременно одолевают корабль, спасти его можно только чудом. Происходит же так потому, что при столь неудержимых ливнях, какие бывают в этой стороне, следует для устранения опасности убавлять паруса, тогда как для того, чтобы не посадить корабль на мель, необходимо поступать как раз наоборот. Чем дальше шел адмирал, тем гуще становились бесчисленные мелкие и низкие островки. Одни из них были подобны песчаным отмелям, другие поросли кустарником, третьи настолько низко сидели в воде, что совсем не выдавались над ней. Чем ближе находились эти островки от берега Кубы, тем приветливее и зеленее казались они. Рассеяны они были в море на расстоянии одной, двух, трех или четырех лиг один от другого. В среду, 14 мая, адмирал видел множество островов, а на следующий день появились они еще в большем количестве и среди них попадались очень большие острова. Так как они были неисчислимы и каждому из них нельзя было дать свое особое название, адмирал назвал все эти острова “Садом королевы” (jardin de la reina) .В этот день насчитали более 150 островов, расположенных и на севере, и на северо-западе, и на юго-западе. Между ними имелись проходы, через которые могли проследовать корабли, и глубина достигала там трех и более локтей. На некоторых островах встречалась красная птица, подобная журавлю (Вероятно, фламинго. - Прим. перев.), и множество очень крупных черепах, величиной с большое колесо и лишь немного уступавших по размерам адарге (кожаному щиту). Видели также журавлей, похожих на кастильских, ворон и других птиц, которые сладкозвучно пели, а с островов доносился нежнейший аромат, которым все наслаждались.
Близ одного из островов замечено было каноэ. Находящиеся в нем индейцы ловили рыбу. Увидев христиан, приближающихся к ним на лодке, они продолжали спокойно заниматься своим делом, как будто думали, что к ним едут их братья, и знаками просили людей, которые были в лодке, задержаться на некоторое время на месте. Христиане так и поступили и не подходили к индейцам до тех пор, пока они не прекратили ловли. Индейцы выловили рыб, которые называются “ревесо” (reveso); рыбы эти чуть побольше наших сардин. На брюхе у них твердое утолщение, которым они могут присасываться к разным предметам и, раз присосавшись к нему, не отрываются, даже будучи истерзанными на куски. Индейцы привязывают к их хвосту тонкую нить и, прибыв в места, где водятся в воде черепахи, бросают этих рыб в море так, чтобы они присосались к панцырю черепахи. Затем они тянут к себе нить и вытаскивают вместе с рыбой и черепаху, которая порой весит 4-5 арроб. Точно так же ловят индейцы акул - свирепых тварей, охочих до мяса и пожирающих людей. Индейцы, закончив рыбную ловлю, подошли к лодке. Христиане знаками предложили им следовать к кораблям, и они весьма охотно направились туда. Адмирал велел дать им разные безделушки и узнал от них о лежащих далее островках. Все, что было у них, эти индейцы щедро отдавали христианам, и покинули они корабли довольные и радостные.
Адмирал продолжал путь, следуя на запад, среди бесчисленных островов. Каждый вечер, вплоть до восхода луны, бушевала буря, и шел ливень с грозой. Опасности, о которых упоминалось уже прежде, подстерегали адмирала на каждом шагу, и ему пришлось испытать так много лишений и затратить столько труда, что об этом нелегко рассказать. Сам он и люди его бдительно дежурили день и ночь и особые наблюдатели сидели на дозорных площадках, укрепленных на мачтах. Не раз днище корабля, на котором шел адмирал, не только касалось дна, но и скребло его, и приходилось прилагать немало усилий, чтобы сдвинуть судно с мели, то направляя его назад, то двигаясь вперед. Адмирал достиг одного острова, более крупного, чем все прочие, и назвал его Санта Марией. На этом острове было селение. Но ни один индеец из страха перед христианами не решился показаться на берегу. Тут обнаружено было много рыбы и встретились собаки, которые не умели лаять. Над всеми островами видели многочисленные стаи ярко-красных журавлей, попугаев и прочих птиц.
Так как на кораблях испытывался недостаток воды, адмирал решил идти дальше не через проходы между островками, а вдоль самого берега Кубы, и подошел к нему 3 июня. В этом месте росли очень густые леса. Один матрос, вооруженный луком, вышел на берег на охоту за птицами и наткнулся на группу индейцев человек в 30. Они были вооружены копьями и дротиками. Дротики эти напоминали по форме мечи, причем от острия к рукоятке они расширялись, а концы их были не острые, а притупленные. Делались они из пальмового дерева. Здешние пальмы, в отличие от наших, не имеют бугров, древесина у них гладкая, тяжелая и твердая, как кость. Кажется, что даже сталь не может быть тверже ее. Эти дротики называют здесь “макана”. Моряк рассказал, что он видел в группе этих индейцев человека в белой тунике, такой длинной, что она скрывала его ноги. Моряк поднял крик, призывая своих спутников, а индейцы, как только увидели, что кто-то бродит поблизости, обратились в бегство с такой стремительностью, как будто за ними гнались тысячи людей. На другой день адмирал направил на берег несколько христиан, но им удалось проникнуть вглубь страны всего лишь на пол-лиги. Дальше продвигаться нельзя было из-за густых лесов и болот. Полоса болот, шириной, вероятно, почти в две лиги, тянулась до подножья горной цепи.
Адмирал проследовал далее и, пройдя со своими кораблями 10 лиг, увидел на берегу дома. В этом месте вышло навстречу флотилии много каноэ с индейцами. Индейцы привезли съестные припасы и немного тыквин, наполненных водой. За все это адмирал велел расплатиться с ними. Он задержал одного индейца и сказал ему, что отпустит его лишь, когда тот укажет путь и даст ответ на некоторые вопросы. Индеец заверил адмирала, что Куба земля, со всех сторон окруженная морем, и что король этого острова проживает далее к западу на том же берегу. Продолжая путь, корабли вступили в полосу мелей. Глубина моря не превышала одного локтя, а песчаная банка, что встретилась здесь, в ширину была не меньше, чем в два корабельных корпуса. Пришлось затратить немало труда, чтобы провести корабли через глубокий канал, пересекающий эту отмель. Видели несчетное число очень крупных черепах - казалось, что море кишело ими. Пролетела такая огромная стая морских ворон, что затмила она солнце. Вороны летели со стороны моря к берегу Кубы. Замечены были также голуби и чайки и много иных птиц. На следующий день над кораблями появились тучи бабочек, и казалось, будто от них густеет воздух. Бабочки пролетали до самого вечера. Ливень, разразившийся к ночи, рассеял их скопища.
Адмирал узнал от упомянутого выше индейца, что у берега Кубы тянется полоса бесчисленных островов и что плавание близ них связано с большим риском и чревато всевозможными опасностями, которые могут встретиться на каждом шагу. Поэтому он решил возвратиться на Эспаньолу, в Изабеллу, поселение, которое он оставил в начале стройки. Это поселение было еще не закончено и требовало поэтому неусыпных забот с его стороны. Чтобы запастись водой и съестными припасами, он отправился к острову, который имел в окружности не менее 30 лиг и назван был им островом Евангелиста (Isla del Evangelista). Адмирал указывает, что этот остров находился на расстоянии 700 лиг от Доминики. Я думаю, что остров Евангелиста - это как раз тот остров, который затем прозвали и ныне называют островом Сосен (Isla de Pinos). Расположен он как раз напротив Гаваны и в длину имеет 20 лиг. Полагаю, что мнение мое справедливо, ибо нигде у берегов Кубы нет столь значительного острова. Таким образом немного оставалось проплыть адмиралу, чтобы открыть [западную] оконечность Кубы, - всего лишь каких-нибудь 35 или 36 лиг. Это соображение подтверждается тем местом в посланном королям отчете адмирала об открытии Кубы, где говорится, что проплыл он и открыл вдоль ее берега 333 лиги и измерял дистанции пройденного пути по правилам астрономии. Он добавляет, что от оконечности Кубы, которая видна с Эспаньолы и носит два названия - “Предел Востока” (Fin de Oriente) и “мыс Альфы и Омеги”, - он плыл вдоль южного берега на запад до тех пор, пока не миновал пояса девятого часа земной сферы, так что он был в местах, где солнце заходит лишь на два часа позже того времени, когда оно восходит в Кадисе. И далее адмирал говорит, что в расчетах его не может быть ошибок, потому что 14 сентября (того же года) он делал ясной ночью наблюдения во время лунного затмения и точно определил [долготу] своими инструментами (10), Таковы подлинные слова адмирала.
В пятницу, 13 июня, адмирал отклонился к югу, чтобы выйти из полосы островов. Войдя в один из проходов между островами, который показался ему глубоким и лишенным мелей, адмирал медленно плыл его водами в течение всего дня. Но затем выяснилось, что проход этот замкнут, и корабли оказались окруженными со всех сторон сушей, как будто они попали внутрь сплошной изгороди. Все люди, ощущая столь большую опасность и зная, что продовольствия на кораблях мало, пали духом и утратили силы. Адмирал постарался успокоить их и вселить в их души надежду. С немалым трудом вышли из прохода в том месте, где вступили в него накануне, и направились к острову Евангелиста, у берегов которого корабли стали на якорь, чтобы запастись водой. В среду, 25 июня, адмирал от этого острова направился на северо-запад, желая осмотреть островки, которые виднелись на расстоянии 5 лиг от места стоянки. Немного спустя, вошли в воды моря, которое было покрыто белыми и зелеными пятнами, и поэтому мнилось всем, будто в этих местах должны быть мели. Но глубина тут превышала два локтя. А пройдя семь лиг, вступили в другие воды, совершенно белые, подобные молочной сыворотке. Затем еще через семь лиг пошла черная, как чернила, вода, а глубина была здесь 5 локтей. Этим морем адмирал шел до тех пор, пока не приблизился к Кубе. Все эти изменения в цвете воды повергали моряков в ужас - ничего подобного не приходилось им ранее видеть и испытывать, и поэтому каждый из них чувствовал страх, опасаясь гибели.
От берегов Кубы адмирал при слабом ветре отплыл в восточном направлении и шел проходами, где были рассеяны многочисленные мели, описывая, как это он обычно всегда делал, все случившееся в плавании. 30 июня он посадил свой корабль на мель и не мог снять его с этой мели при помощи якорей, заброшенных с кормы. Только закинув якоря со стороны носа, он вывел корабль в море, причем от ударов о песчаное дно судно получило значительные повреждения. Затем адмирал шел, не придерживаясь строго установленного маршрута (помехой служили ему мели, да и ветер не давал возможности плыть в избранном направлении), водами белого моря, испытывая ежедневно различные неприятности. При этом особенно досаждали ему ливни, которые обрушивались на корабли каждый вечер. Адмирал был всем этим огорчен и опечален. Когда приблизились к тем берегам Кубы, от которых отплыли корабли, следуя на восток, донесся с суши нежнейший аромат. 7 июля адмирал высадился на берег, желая отслужить мессу. Услышав мессу, явился в то место, где находился адмирал, один касик, или престарелый сеньор. Он, казалось, был повелителем всей этой страны, или провинции. Он наблюдал за всеми действиями и церемониями, которые совершал священнослужитель, и видел, как христиане выражали во время молитвы чувства восторга, смирения и умиления. Судя по тому, как проявил он свои мирные намерения и с каким почтением относились к нему люди, служившие ему, адмирал решил, что этот касик - лицо, которому все прочие индейцы подчиняются. Касик вручил адмиралу тыквину той породы, которая на этих островах носит имя “ибуэра” (такие тыквины служат здесь как чаши). Она была наполнена различными местными плодами. Затем касик сел на корточки рядом с адмиралом (таким образом индейцы сидят в тех случаях, когда у них нет маленьких скамеечек, которые носят название “дуго”) и обратился к нему со следующей речью: “Ты явился облеченный большой властью в эти земли никогда раньше тобой невиданные, и с твоим приходом повергнуты были все селения и жители этих стран в великий страх. Знай же, что сообразно тому, как мы верим, есть в иной жизни два места, куда устремляются души, покинувшие тело: одно дурное и пребывающее во мраке, предназначенное для тех кто причиняет зло и терзает род людской; другое - радостное и светлое, куда следуют души людей, уважающих в этой жизни мир и покой. И поэтому, если ты чувствуешь, что приближаешься к смерти и желаешь получить в той жизни награду не должен ты причинять ни зла, ни ущерба тем кто тебе не причиняет того же самого.
А то, что ты совершал здесь, дело доброе, потому что мне кажется, что поступки твои угодны богу”. Все это адмирал уразумел со слов индейцев, которых он вез с собой, и особенно из объяснений Диего Колона - индейца крещенного в свое время в Кастилии и ныне сопровождающего адмирала. Удивленный столь мудрой речью старого индейца пораженный тем, что произнесена она была язычником не верующим ни во что и вместе с тем сведущим в философской науке, адмирал ответил ему, что издревле хорошо известно людям все то, о чем говорил касик; ведомо, что душа живет вечно и что злым людям уготовано дурное место, именуемое адом а добрые, напротив, попадают в прекрасную обитель которую христиане называют раем. Далее адмирал сказал, что он обрадован, убедившись, сколь хорошо известно это людям населяющим эти земли.
Адмирал заявил, что он послан великими, богатыми и могущественными королями, его повелителями - владыками кастильских королевств - на поиски этих земель и для ознакомления с ними. При этом он отправлен сюда лишь с единственной целью - узнать, есть ли здесь люди, причиняющие зло другим, ибо он слышал, что имеются в этих морях некие люди именуемые “канибами” или “карибами”, которые причиняют зло соседям, и прибыл он сюда, чтобы в этом им воспрепятствовать и защитить и оказать покровительство добрым людям Он сказал, что стремится к тому, чтобы все жили в мире не причиняя друг другу вреда. Мудрый старец выслушал эти слова, весь в слезах, и душа его была полна восторга; и он сказал, что, если бы не было у него жены и детей, он отправился бы с адмиралом в Кастилию. Принимая от адмирала в дар безделушки, он преклонил колена, знаками выражая свое восхищение, и многократно вопрошал, на земле или на небе рождаются люди, подобные христианам.
Все это я извлек из писаний Фернандо Колумба, сына первого адмирала, и из “Декад” Педро Мартира. Последний сообщает об этой встрече подробнее, нежели дон Фернандо, ибо в то время дон Фернандо был еще ребенком, а Педро Мартир мог обо всем получить сведения от самого адмирала. Этот автор знал хорошо то, о чем писал, потому что жил при дворе и был в фаворе у королей.
Казалось, что после того как адмирал покинул те места, где держал перед ним речь старый индеец, ветры и воды сговорились между собой, желая извести адмирала и нагромоздить беды на беды, несчастья на несчастья, муки на муки, ибо не оставалось ни единого часа для отдыха. В довершение всего ужасный ливень внезапно застиг адмирала, и он вынужден был так поставить корабль, что тот бортом своим стал погружаться в воду. Лишь с огромным трудом - и видел он в том десницу божью - смог адмирал, убавив паруса и одновременно закинув наиболее тяжелые якоря, стать на якорь. Большое количество воды проникло в трюм, что еще пуще усугубляло опасность. Моряки едва смогли справиться с водой с помощью насосов, потому что все они были истомлены непрерывными трудами и недоеданием. Только и получали они, что фунт прелых сухарей да глоток вина, и лишь иногда попадалась им при удачной ловле рыба. Велики были лишения, которые испытывали они все и особенно адмирал, несший тяготы и за себя и за других. Сам адмирал в своем описании этого плавания, предназначенном для королей, говорит: “Я разделял участь всех. Я молил бога, чтобы все совершалось так, как- то ему было бы угодно. Что же касается меня, то нельзя было испытывать больших лишений и подвергаться большим опасностям, чем те, что выпали на мою долю, ибо не было такого дня, когда бы мы все не находились на краю гибели”.
В борьбе с этими опасностями и беспрерывными бедствиями адмирал дошел 18 июля до мыса, который был назван им раньше мысом Христа. Индейцы встретили его очень приветливо и тотчас же принесли хлеб - “касаби”,- рыбу и плоды, причем давали они все это с большой радостью и удовольствием. Здесь отдыхали два или три дня. Во вторник, 22 июля, адмирал, вынужденный к тому непрерывными ветрами, которые не давали ему возможности идти прямо к Эспаньоле, направился к острову Ямайке. Он следовал вдоль ее берега в западном направлении, вознося хвалу господу при виде этой зеленой, прекрасной и счастливой земли. Везде на берегу видны были селения, и на каждом шагу встречались бухты, одна другой лучше. За кораблями следовали бесчисленные каноэ, и индейцы служили христианам, давая им еду, словно пришельцы были их родными отцами. Адмирал говорит, что его люди отмечали, будто никогда еще не доводилось им видеть лучших припасов, чем те, что приносили им эти индейцы. Однако каждый вечер бури и ливни донимали команды кораблей. Адмирал видел причину, вызывающую ливни, в обилии лесов, и в том не может быть сомнения. Он говорит, что некогда большие дожди случались на Канарских островах, Мадере и Азорских островах, но затем, по мере того как леса сводились и высыхала влага земная, уменьшались и становились реже дожди. Адмирал пылко восхвалял красоту и изобилие острова, плоды и все прочие местные яства, приносимые индейцами, а также обилие селений на Ямайке. Он говорит, что сравниться с Ямайкой не может ни одна земля, из числа ранее ему встречавшихся...
Он желал еще многое открыть и узреть, ибо прекрасным казалось все на этом острове, но адмирал не мог отважиться на подобное из-за недостатка провианта; кроме того, в корпусах всех кораблей открылась течь. Установилась хорошая погода, и адмирал 19 августа направился к востоку, к острову Эспаньоле. Последний клочок земли, что видел он на острове Ямайке, он назвал Фонарным мысом (Cabo de Farol).
Покорение Эспаньолы
В среду, 20 августа, адмирал увидел западную оконечность острова Эспаньолы, которой он дал имя “мыс Св. Михаила”. От восточной оконечности Ямайки мыс этот находился на расстоянии 25 или 30 лиг. В субботу, 23 августа, прибыл к кораблям сеньор, или касик, этой земли и вызвал адмирала, по-кастильски повторяя его титул и другие слова, по которым адмирал пришел к заключению, что земля эта, названная им мысом Св. Михаила, была частью острова Эспаньолы. Раньше адмирал этого не знал. В конце августа флотилия стала на якорь у одного высокого острова, который с моря казался подобным парусу. Адмирал поэтому назвал его островом Высокого Паруса (Isla de Alto Velo). От островка, у берега которого корабли стали на якорь (адмирал назвал его Беатой), остров Высокого Паруса был расположен на расстоянии 12 лиг. Адмирал велел нескольким морякам подняться на вершину горы, ибо он желал высмотреть в море два остальных корабля, которые накануне потерял из вида. Возвращаясь к лодкам, моряки убили 8 морских волков, беззаботно дремавших на песке, и много птиц. Птицы не улетали от людей, так как земля эта была незаселенная, и словно ждали, пока их схватят или убьют.
Адмирал поджидал здесь два отставших корабля, которые прибыли спустя шесть дней. Все три корабля направились к острову Беате, а затем, следуя вдоль Эспаньолы, дошли до великолепной долины, настолько густо усеянной селениями, что казалось, будто все они составляют одно целое. К кораблям прибыли на своих каноэ индейцы. Они сообщили, что посланы сюда христианами из города Изабеллы, и заверили, что все жители этого селения здоровы. Весть эта обрадовала и утешила адмирала. Дойдя до округи реки Айны, адмирал отправил 9 человек в Изабеллу, находившуюся на этом берегу, желая известить, что он и его спутники вернулись благополучно из плавания. Оттуда адмирал направился дальше, следуя все в том же направлении, т. е. на восток. На берегу он заметил большое селение, к которому направил лодки, желая запастись в этих местах водой, но навстречу вышли против христиан на своих каноэ индейцы, вооруженные луками и стрелами, отравленными ядовитой травой. У них были с собой веревки, и жестами они давали понять, что желают ими связать христиан. Но когда лодки достигли берега, индейцы бросили свое оружие, а затем мирно явились к месту высадки с водой и хлебом, расспрашивая, прибыл ли сюда адмирал. И когда узнали, что адмирал находится здесь со своими людьми, они стали выказывать знаки дружбы и мира.
Адмирал отправился дальше, следуя на восток. Встретилась на пути, как о том он говорит, чудесная рыба, размером с кита средней величины. На шее был у нее отросток, подобный панцирю черепахи, а как уже известно, черепахи здесь по величине чуть поменьше адарги. Голова у этой рыбы была безобразна и размером лишь немногим уступала винной бочке. По бокам у нее были два больших плавника, хвост же она имела длинный и похожий на тунцовый. Приняв во внимание появление этой рыбы и разные небесные знамения, адмирал решил, что погода должна скоро измениться. Поэтому он приложил старания в поисках хорошей гавани, где корабли могли бы укрыться и стать на якорь, в случае если разразится буря. И угодно было богу, чтобы адмирал бросил якорь у одного островка, который индейцы называли Адаманой. Случилось это 15 сентября, и застала его там сильная буря. Два других корабля не смогли войти в бухту и поэтому испытали немало бед. В эту ночь адмирал наблюдал затмение луны. Он утверждает, что разница во времени между этим местом и Кадисом составляет 5 часов 23 минуты. В этой гавани пробыл он семь или восемь дней, по истечении которых в нее вступили два других корабля. 24 сентября все корабли вышли из бухты и дошли до мыса на острове Эспаньоле, который ныне носит название “мыс Обмана” (Cabo de Engano). Оттуда направились к островку, что лежал на расстоянии десяти лиг от мыса и в восьми лигах от острова Сан-Хуан, который индейцы, как я полагаю, называют Мона.
Адмирал в одном письме, адресованном королям, говорит, что имел намерение посетить острова Каннибалов с тем, чтобы разорить их. Но велики были беспрерывные труды и лишения и устали люди, ни на один час не имевшие отдыха и вынужденные бодрствовать днем и ночью, на пути, совершенном при открытии Кубы и Ямайки и во время плавания у берегов Эспаньолы, вплоть до прибытия на островок Мона. Особенно большие трудности испытывали люди, когда корабли шли между многочисленными островами и мелями, рассеянными у берегов Кубы, тех самых, что адмирал назвал “Садом королевы”. В тех местах он шел 32 дня без сна и без отдыха.
Когда адмирал вышел в дальнейший путь, покинув островок Мона, и подошел к острову Сан-Хуан, он внезапно заболел злокачественной лихорадкой, которая полностью лишила его способности что бы то ни было чувствовать. Силы покинули его, и был он близок к смерти. Никто не думал, что сможет он прожить хотя бы один день. По этой причине моряки, проявив должное рвение и рачительность, отклонились от пути, которым шел и которым желал идти в дальнейшем адмирал. Все три корабля направились в Изабеллу, куда и прибыли 29 сентября того же 1494 года.
Адмирал по прибытии в Изабеллу прохворал пять месяцев. Два происшествия, вести о которых дошли до него, вызвали в душе его различные отклики: во-первых, он узнал, что на Эспаньолу прибыл его брат дон Бартоломе Колумб, которого он принял с большой радостью; во-вторых, ему стало известно, что вся страна находилась в состоянии брожения и смуты и царили в ней ужас и ненависть. Индейцы вооружились против христиан, вынужденные к тому притеснениями, насилием и грабежами, которые чинили им христиане в течение всего времени, что прошло с момента отплытия адмирала к берегам Кубы и Ямайки. Таким образом, весть об этой смуте в значительной степени умалила радость, которую испытал адмирал, принимая у себя возлюбленного брата Бартоломе.
За время отсутствия адмирала случилось следующее: адмирал, как о том уже говорилось выше, назначил для управления островом совет, сделал Педро Маргарита капитан-генералом отряда в 400 человек, поручив ему отправиться в поход и подчинить обитателей острова и войти в Вега Реаль, местность, расположенную на расстоянии двух малых дневных переходов от Изабеллы, или, иными словами, в 10 лигах от нее. Вега Реаль населена была бесчисленным множеством людей, и была здесь тьма селений и великих сеньоров. Земля же эта была изобильна и благодатна, люди, жившие на ней, оружия не имели и нравом были покорны и мягки. Вели они образ жизни, свойственный праздным людям, и все было у них в изобилии, искушениям же, что сулят плотские радости, они сопротивления не оказывали...
Педро Маргарит с самого начала проявил гонор и вступил в борьбу с советом, назначенным адмиралом, то ли не желая считать себя лицом подчиненным, то ли опасаясь, что совет будет попрекать его за все, учиненное им против индейцев, то ли потому, что, вопреки данной ему адмиралом инструкции, он не выступал в поход для овладения островом. И так как он поносил в своих письмах членов совета, управляющих островом, он воспользовался прибытием из Кастилии кораблей, чтобы не дождаться прибытия адмирала, и, покинув своих людей, - а было их 400, - отправился в Изабеллу, чтобы сесть на корабль. С ним решил уехать отец Буйль и многие другие, в том числе некоторые духовные лица. Оставшись без капитана, люди Педро Маргарита рассеялись по всей земле группами по два-три человека и стали притеснять, обижать и оскорблять индейцев. Так же относились они к индейцам в то время, когда еще не разъединились.
Индейцы, видя, что множатся причиняемые им обиды и несправедливые поступки и нарастает наносимый христианами ущерб, и понимая, что нет у них средства, которое позволило бы им устранить все это зло, начали мстить христианам. Короли и касики, каждый в своей округе, стали творить суд и расправу над обидчиками... Один касик, по имени Гуатигуана, приказал убить десять христиан, которых удалось ему захватить, и дал своим людям тайный наказ поджечь соломенный дом, где находилось несколько больных христиан. В других частях острова по приказу касиков убито было шесть или семь христиан, которые уничтожены были, ибо они учиняли грабежи и насилия. Вести о излишествах, допущенных христианами вопреки естественному и человеческому праву, распространились по всем королевствам, провинциям, поселкам и округам острова. Эти ужасные, наводящие страх вести о суровости, черствости, жестокости, беспокойном нраве и несправедливости вновь прибывших людей, именуемых христианами, повергали в трепет всех без исключения простых людей. Еще не видя христиан, они относились к ним с омерзением, и не желали индейцы видеть и слышать пришельцев. Особенно желали изгнать христиан из страны и мертвыми вышвырнуть их из этого мира четыре короля - Гуарионех, Каонабо, Веечио и Игуанама, которым подчинялось великое множество меньших королей и сеньоров. Только Гуаканагари, король Марьена, той округи, у берегов которой погиб адмиральский корабль в первом плавании и где адмирал оставил крепость-поселение, названное им Навидад, не причинил христианам никакого зла; напротив, все время он содержал на своей земле сто христиан и заботился о них, словно люди эти были его сыновьями, а сам он их отцом. Когда адмирал оправился от тяжкой болезни и премного утешился прибытием своего брата дона Бартоломе Колумба, он решил как вице-король (и казалось ему, что он на это имеет право) сделать дона Бартоломе аделантадо Индий и ввести его в эту должность и облечь связанным с ней достоинством.
Во время болезни адмирала, спустя немного дней после того как он вернулся из плавания к Кубе и Ямайке, явился к нему в гости король Марьена Гуаканагари. Он выразил адмиралу сочувствие в связи с его болезнью и перенесенными лишениями и, оправдывая себя, утверждал, что он не виновен ни в гибели 38 христиан, умерщвленных другими королями и сеньорами, ни в сборищах индейцев, что имели место в Бега Реаль и в других местах, ни в открывшихся военных действиях. Он заявил, что доказательством его доброго расположения и любви к адмиралу и христианам может служить его обращение с пришельцами, живущими в Марьене, и добрые услуги, которые оказывают сотне христиан все его вассалы. Христиане, которые находятся в Марьене, обеспечены всем необходимым, и индейцы относятся к ним, как к своим собственным сыновьям. И именно поэтому он так ненавистен всем королям, сеньорам и обитателям этого острова, и они считают своим врагом и его самого и вассалов, ему подчиненных, и как врагов преследуют всех его подданных. А в связи с тем причинен ему был большой ущерб. Касаясь же судьбы 38 христиан, оставленных в крепости, когда адмирал с вестями о своих открытиях отправился в Кастилию, Гуаканагарй стал оплакивать их так, будто все эти люди были его сыновьями, снимая с себя вину за их гибель. Он винил себя лишь в том, что, к несчастью своему, не мог оказать христианам помощь, пока они были живы. Адмирал принял его объяснения и по отношению к нему поступил так, как казалось лучше всего следовало поступить, и не сомневался в том, что все или по крайней мере главное из того, что было сказано Гуаканагари, - сущая правда. И так как адмирал решил выступить в поход с большею частью боеспособных христиан, чтобы разгромить сплотившихся против пришельцев людей и покорить всю страну, Гуаканагари заявил, что он отправится в этот поход совместно с адмиралом и возьмет с собой в помощь христианам всех людей, которых только окажется возможным взять. Это обещание он исполнил.
Адмирал... всеми мерами стремился ускорить выступление в поход, чтобы разгромить индейцев и силой оружия покорить всех обитателей острова, как о том мы уже говорили. Для этой цели он отобрал до 200 наиболее здоровых пеших воинов-испанцев (потому что многие были больны и слабы) и двадцать всадников и дал им много бальест, эспингард, копий, мечей и другое еще более сильное и устрашающее оружие, которое внушало индейцам почти такой же ужас, как лошади, - то были 20 собак...Когда все необходимые приготовления к войне были закончены и люди снаряжены надлежащим образом, адмирал 24 марта 1495 г. выступил из Изабеллы в поход, взяв с собой своего брата Бартоломе Колумба и короля Гуаканагари. Совершив два коротких дневных перехода, он вступил в Бегу, где скопилось множество индейцев (как говорят, было их тут свыше ста тысяч). Вступили в бой люди, которых вел брат адмирала - аделантадо Бартоломе Колумб, и устремились они на индейцев с двух сторон. Стреляя из бальест и эскопет, натравливая на индейцев бравых псов, с неудержимой силой набросилась на них копьеносная конница и пехота, вооруженная шпагами. И индейцы были разбиты и рассеяны, как стая птиц, и понесли они не меньший ущерб, чем стадо овец, застигнутое врасплох в своем загоне.
Адмирал прошел большую часть острова, ведя в течение 9 или 10 месяцев жестокую войну со всеми королями и народами, которые не желали ему подчиниться, как о том он сам сообщает в различных письмах, адресованных королям и другим особам. За это время произошли чудовищные избиения индейцев, и целые области совершенно обезлюдели, особенно в королевстве Каонабо, потому что сам Каонабо и братья его были отважны и оказывали сопротивление христианам. Так произошло потому, что индейцы прилагали все свои силы, чтобы попытаться выбросить из своей страны таких жестоких и свирепых людей. Они видели, что без малейшего на то повода, без всякого вызова с их стороны их лишают родины, земли, свободы, жен и детей и самой жизни и ежедневно истребляют жестоко и бесчеловечно. При этом христиане легко достигали своей цели, ибо бросались на индейцев на лошадях, разили их копьями, рубили мечами, рассекая людей надвое, травили их собаками, которые терзали и пожирали индейцев, сжигали их живьем и подвергали на разный манер иным немилосердным и безбожным пыткам. И жители многих провинций, особенно обитатели Вега Реаль, где правили Гуарионех и Магуаны, где царил Каонабо, решили терпеть свою несчастную долю и отдались в руки своих врагов, которые делали с ними все, что хотели. Но овладеть всеми индейцами христианам не удалось, ибо множество людей из разных провинций и округов острова бежало в горы; да, кроме того, остались еще места, куда христиане не имели времени еще дойти, чтобы покорить местных обитателей.
Таким образом, как о том пишет сам адмирал королям, усмирено было население острова, по его словам, неисчислимое, и силой и хитростью от имени их высочества приведены были к покорности все народы. Адмирал же, как их вице-король, обязал каждого касика или короля платить подати за землю, которой они владели, продуктами этой земли и стал эту подать собирать с 1496 года. Таковы собственные слова адмирала. Адмирал велел всем жителям провинций Сибао и Бега Реаль и всем, живущим поблизости от золотых копей индейцам, которым было более 14 лет, каждые три месяца приносить полный фландрский каскавель (бубенчик) золота. Только один король Маникаотех должен был давать ежемесячно полтыквины золота, весом в три марки, что соответствует 150 золотым песо, или кастельяно. Все же остальные люди, не живущие вблизи копей, обязаны были приносить по одной арробе хлопка. Затем адмирал приказал сделать из меди или бронзы бирки, на которых выбивался особый знак. Эти бирки выдавались каждому индейцу при взносе подати, с тем чтобы плательщики податей носили их на шее и можно было бы таким образом узнать, кто уплатил подать и кто не внес ее. А те, кто не платил ее, должны были подвергаться наказанию, хотя адмирал и говорит, что наказание за неуплату податей было умеренное. Не удалось, однако, обязать всех индейцев носить эти бирки; смуты и мятежи охватили всю страну.
Из-за побоищ, учиненных в войнах, из-за голода, болезней, лишений и гнета, что пришлось затем испытать индейцам, из-за нищеты и особенно из-за неутешной скорби, печали и тоски, ставших уделом обитателей этого острова, из всего населения, каким было оно в 1494 г., осталась в 1496 г., как полагали, только одна треть.
